Обрученная с розой
Шрифт:
– Как вы себя чувствуете, миледи? – спросил Майсгрейв, поворачиваясь к спутнице.
Девушка устало улыбнулась. В этот миг ее лошадь втянула воздух и громко заржала. Из чащи донеслось ответное ржание. Филип придержал Кумира. «Проклятье! Тропа так узка! И упаси Господь, чтобы это оказались лучники короля или Глостера!»
Но то, что последовало за этим, превзошло все его самые худшие опасения. По дороге у края лощины двигался большой вооруженный отряд. Возглавлял его рыцарь на рослом, покрытом клетчатой попоной коне. И хотя он был сплошь закован в латы, с опущенным забралом, без
Рыцарь тоже узнал беглецов. Он остановил коня и какое-то время сидел неподвижно, словно не веря в столь неожиданную удачу. Затем медленно опустил руку в железной перчатке на рукоять меча.
Майсгрейв наскоро прикинул шансы. Сомнительно, чтобы они смогли уйти от неприятеля в этой тесной лощине да еще на измученных долгим переходом лошадях. Но и сражаться без доспехов против закованного в броню и численно превосходящего противника… Филип вздохнул – иного выхода не оставалось. Одно было утешительно: их позиция не позволяла противнику окружить и уничтожить их одним махом.
Выхватив из-за пояса футляр с письмом, он передал его Анне:
– Скачите, миледи, и да хранит вас Бог. Боюсь, нам уже ничто больше не поможет. Желаю вам добраться до Франции и передать графу письмо.
Стремительным движением он перекинул плащ через левую руку, затем выхватил меч и, взглянув на троицу своих воинов, невозмутимо сказал:
– Бывало, друзья, и похуже. Что ж, не нам бояться смерти. В конце концов, она лишь наше прибежище в мирской суете.
Взглянув на Анну, не трогавшуюся с места, он прикрикнул:
– Ну же, миледи!
– Я остаюсь с вами, – побелевшими губами выговорила девушка.
Филип выругался в бешенстве:
– Прочь! Это приказ! Не заставляйте меня мешкать и подставлять открытый фланг врагу.
В этот миг раздался приглушенный забралом голос предводителя чужого отряда:
– Не спешите так, сэр Майсгрейв. Мы готовы с миром отпустить и вас, и ваших людей при условии, что эта переодетая пажом девица останется с нами. Мы не причиним ей вреда и будем обращаться с ней со всей почтительностью, приличествующей особе ее положения.
По губам Филипа скользнула усмешка. Он снова взглянул на Анну:
– Скачите, миледи. И сделайте все, чтобы моя честь не была запятнана, а письмо короля попало к вашему отцу!..
В ту же секунду он с силой ударил плашмя мечом по груди ее лошади. Животное от боли и неожиданности присело на задние ноги и заржало, а затем, понукаемое всадницей, галопом понеслось прочь.
Невозможно передать, что чувствовала в этот миг Анна. Она только отчетливо сознавала, что это их последняя встреча.
«Он не сказал мне ни слова… Он заботится лишь о своей чести… А я… Я же люблю его!»
Впервые Анне открылось, что за чувство владело ею все эти дни. Прежде гордая дочь Уорвика не пыталась разобраться в своих ощущениях, принимая их за искреннюю признательность, но ни на миг не забывая о разнице в их положении. Однако сейчас, когда Майсгрейв пожертвовал собой ради того, чтобы она могла скрыться с этим проклятым письмом… Мучая лошадь шпорами, она рыдала на скаку, цепляясь за гриву.
Лесистая
В минуту она оказалась рядом, переполошив сопровождавшую обоз стражу. Обоз состоял из трех тяжело груженных повозок, стражи – около двух десятков вооруженных всадников, которых возглавлял рыцарь в старых, но добротных доспехах и простом кожаном подшлемнике.
Задыхаясь, Анна осадила лошадь.
– Ради Пресвятой Девы!.. Помогите! Вооруженные разбойники напали на благородного рыцаря, едущего по поручению короля. Скорее, скорее!
– Как? В моих землях?.. Разбойники? – сиплым, словно навечно простуженным голосом переспросил рыцарь в подшлемнике.
Анна умоляла, торопила.
Коротко распорядившись, рыцарь с большей частью своих людей поскакал за Анной. Девушка неслась, словно обезумев, заставляя уставшую лошадь совершать невероятные скачки. Она возликовала, заслышав в лесу звон и лязг металла. Значит, они еще сражаются, они еще живы!
Да, Филип был в седле. Анна вмиг узнала его, когда принудила лошадь свернуть с дороги прямо в заросли, чтобы открыть скакавшим за нею воинам путь к сражающимся. Вновь прибывшие немедленно потеснили воинов таинственного преследователя, заставив их прекратить схватку. И только теперь Анна увидела, что у Майсгрейва вся грудь залита кровью, что Фрэнк держит булаву в левой руке, а правая у него изранена, а юный Оливер ничком лежит на алой от крови траве. Один Гарри оставался невредим, потому что изловчился выхватить у кого-то из поверженных противников щит. Казалось, он не получил ни единой царапины.
Примчавшийся с Анной рыцарь выступил вперед.
– По какому праву вы творите бесчинства в моих землях? – осведомился он низким голосом, напрягая голосовые связки. – Как смеете вы, подобно подлым грабителям, нападать во всеоружии на не имеющих доспехов путников?
Скрытый забралом рыцарь какое-то мгновение молчал, словно раздумывая, как повести себя в новой ситуации. Затем донесся его глуховатый голос:
– Разве вам не ведомо, сэр рыцарь, что этот человек, Филип Майсгрейв, разыскивается по всей Англии как преступник? Он похитил дочь графа Уорвика из-под опеки Йорков и, ослушавшись приказа герцога Глостера, которому даны королевские полномочия, отказался передать ему упомянутую девицу.
– Не верьте, сэр! – возразил Филип. – По приказу короля Эдуарда я направляюсь с поручением во Францию. Этот человек – истинный разбойник. Он преследует нас уже много дней.
– Я слуга герцога Ричарда Глостерского.
– Ложь! Вы охотитесь за нами именно с тех пор, как мы получили приказ от его светлости герцога.
Джон Дайтон – а это был он – молчал, глядя сквозь прорези забрала на Майсгрейва. Он не мог открыться, дабы не опорочить своего господина, но не мог и позволить Майсгрейву снова ускользнуть. Обращаясь к рыцарю в кожаном подшлемнике, он промолвил наконец: