Обручник. Книга вторая. Иззверец
Шрифт:
Неизвестно, тот, кто это начертал, с такой философией, попал в училище или нет, а вот тенденцию, надо сказать, заложил.
И Камо – не торопился.
Он даже обрадовался, что незнакомец послал его за вином и припала та самая возможность не торопиться вновь утопать в знаниях, которые недоступны, как красавица, что бродит за стеклом.
Проходя мимо тщедушца, что следил за плотогонами, Камо сказал:
– А с этой штукой, – указал он на подзорную трубу, – можно добиться, что
– Ты – студент? – спросил соглядатай.
– Нет, хотя я знаю, что похож.
– Я не об этом. – И пояснил: – Говоришь уж больно загадочно-заумно.
– Ну я тебя предупредил, – буркнул Камо и двинулся дальше.
Подзорник догнал его через десять или того меньше шагов.
– Ну и что будет? – спросил.
– А вон, видишь, – Камо швырнул палец в сторону солдатских казарм, – там с биноклем за всем, что кругом, наблюдают. Увидят тебя с подзоркой…
– И за шпиона примут?
– А ты догадлив.
– Ну а так как же за ними уследишь?
– За кем? – фальшиво понаивничал Камо. – Вон за теми девками? – и он снова кинул палец. На это раз в сторону купальщиц.
– Я на женский пол не гляжу, – заверил незнакомец.
– Чего, из евнухов, что ли, происходишь?
– Да нет, – ответил соглядатай. – Недавно женился. – И уточнил: – На молодой.
И только тут Камо заметил под прилепком скрученных в спираль волос подзорника довольно солидную плешь.
– Потому ты эту штуку убери, – кивнул Камо на треногу. – А то…
Он перебил сам себя.
– Да, кажется, солдаты уже сюда идут.
Соглядатай быстро убрал свой аппарат и вдруг спросил:
– Это твоя книжка там осталась?
Камо кивнул.
– Значит, ты сюда еще вернешься?
– Естественно. Вот только карандаш себе куплю.
– Ты знаешь, – зашептал незнакомец, хотя вокруг никто не мог подслушать их разговор, – последи за этими охломонами, чтобы они не напились. Иначе хозяин с меня действительно шкуру снимет.
– Я заплачу, – заверил соглядатай.
– Ну ладно, попробую, – пообещал Камо.
– А я буду вон в том шинке, – так же, как он давеча, стрельнул незнакомец пальцем в сторону харчевни, к которой Камо и направлялся.
9
– Ты куда соглядатая дел? – спросил, Камо тот плотогон, что посылал его за вином.
– Профессию посоветовал поменять, – веско отозвался Камо и добавил: – Теперь он не девкам голым на Куре переучет ведет, а звезды в небе считает.
– Но ведь день, – сказал плотогон, кажется, самый старший из всех шестерых.
– А он на них глядит из колодца.
О том, что из глубокого колодца можно увидеть звезды и
– Ты еще долго будешь жить, – сказал, обращаясь к Камо усач, когда они вышли по первой. – Но учти, ничто так болезненно человека не сминает, как никчемная вера в Бога.
Камо замер.
И не оттого, что мысли плотогона и его собственные совпали один к одному. А что явились они к нему задолго до этого разговора. Еще в школе, когда он однажды…
Тут, видимо, есть резон сказать кое-что о самом детстве. Ведь самый большой его недостаток, что оно порой длится дольше, чем ты того желаешь, а проходит быстро только затем, чтобы потом тосковалось по нем памятью.
У Камо случилось именно так. Чувствовал, чувствовал он себя дитем, и вдруг обнаружил в себе признаки, настолько близкие к взрослому мужчине, что даже испугался.
И тогда он взмолился:
– Господи! Да что же это со мной происходит?
Бог оказался не таким разговорчивым, как он того ожидал.
Тогда, в пустом храме, куда Камо пробрался таясь, он крикнул:
– Ну, Бог, где ты там? Накажи меня хотя бы за дерзость!
Бог молчал и не показывался. И тогда Камо сказал все то, что думал о Боге своему учителю.
И, как говорится, вылетел из школы.
– Религия, – продолжал усач, – это не просто зло. А гидра осьмиголовая.
Камо летуче представил ее себе. Но голов у той гидры увидел только две. Одну – такой, как у того учителя, что его предал, а вторую, как у директора, какой его исключил.
И тут подошел, неведомо откуда взявшийся, Коба.
И темная тайна всколыхнула Камо и заставила его напрячься.
Так он чувствовал себя и тогда, когда Коба еще был Сосо, словом, всегда.
Это была не простая дружба и не собачья привязанность, а – раболепие.
Откуда-то из глубины его существа подринутое.
Поэтому он поднялся перед собой и протянул ему свою чарку.
– Кто ты? – спросил Кобу усач.
– Смотритель того, чего нет.
Ответ не был дерзее, чем того ожидал Камо. Но он и это воспринял как за что-то сверхъестественное.
– Ты почему, – опять наступал Коба на Симона, – не учишь, а занимаешься разной ерундой?
И выплюнул вино, что было в чарке.
– А ведь за него деньги платили, – заметил усач.
Коба лезвийно, как это умел только он, сощурил глаза, ответив:
– Тем более, зачем поить им кого попало.
Он закинул в кусты и чарку.
И вдруг сказал что-то вовсе уж непонятное:
– Пожалейте своих врагов. От бессилия стала безработной их ненависть.
И ушел.
И осталось недоумение.