Обсидиановая бабочка
Шрифт:
– Что с тобой?
Бернардо склонился надо мной так близко, что закрыл своим лицом мое поле зрения.
Я отстранилась, оттолкнув кресло, и встала. Кресло грохнулось на пол, бумаги разлетелись во все стороны.
– Ч-черт! – сказала я с чувством. И подняла кресло.
Бернардо наклонился собрать документы. Твердая линия изогнутой голой спины оказалась перед моими глазами. Я завороженно смотрела, как перекатываются мускулы у него под кожей.
И шагнула назад. Эдуард смотрел на меня через стол. Взгляд его был тяжел,
– Оставь нас ненадолго, Бернардо, – сказал Эдуард.
Бернардо выпрямился с охапкой бумаг в руках, поглядел на меня, на Эдуарда.
– На этот раз я что-то пропустил?
– Да, – сказал Эдуард. – А теперь выйди.
Бернардо поглядел на меня. В этом взгляде был вопрос, но я ничего не ответила. Сама чувствовала, как пусто и непроницаемо мое лицо. Бернардо вздохнул и отдал документы мне.
– Надолго?
– Я тебе дам знать, – сказал Эдуард.
– Чудесно, я буду у себя, пока папочка мне не позволит выйти.
И он танцующей походкой вышел в ту же дверь, что и Олаф незадолго до этого.
– Никто не любит, когда с ним обращаются как с ребенком, – заметила я.
– С Бернардо иначе нельзя, – ответил мне Эдуард. Он не сводил глаз с моего лица, и вид у него был слишком серьезный.
Я стала разбирать попавшие под руку документы. Выбрав свободное место на столе, которое я очистила еще в начале работы, я, вместо того чтобы сесть в кресло, принялась работать стоя. Сосредоточившись на разборе бумаг, я не почувствовала, как Эдуард оказался рядом.
Тут я подняла глаза и увидела, что глаза у Эдуарда не спокойные. Они смотрели пристально, но все равно ничего не выражали.
– Ты сказала, что не встречалась ни с кем из твоих парней уже полгода.
Я кивнула.
– А с кем-нибудь другим? – спросил он.
Я покачала головой.
– Значит, секса не было? – спросил он.
Я снова покачала головой. Сердце у меня застучало быстрее. Очень я не хотела, чтобы он об этом догадался.
– А почему? – спросил он.
Тут я отвернулась, не в силах глядеть ему в глаза.
– У меня уже нет моральных высот, чтобы с них проповедовать, Эдуард, но я в легкие связи не вступаю, ты это знаешь.
– Каждый раз, когда Бернардо оказывается возле тебя, ты из кожи выпрыгиваешь.
Жар хлынул мне в лицо.
– Это так заметно?
– Только мне, – ответил он.
За это я была благодарна.
Не глядя ему в лицо, я сказала:
– Я этого не понимаю. Он же сукин сын. Обычно даже у моих гормонов вкус получше.
Эдуард прислонился задом к столу, скрестив руки на белой рубашке. Точно так сидел и Бернардо, но сейчас это на меня не действовало, и дело, по-моему, не только в рубашке. Эдуард просто на меня так
– Он красив, а тебе охота.
Жар, который стал уже спадать, снова ударил мне в лицо, будто кожа загорелась.
– Не говори так!
– Но это правда.
Я уставилась на него так, чтобы он увидел злость в моих глазах.
– Иди ты к черту!
– Может, твое тело лучше тебя знает, что тебе нужно.
Я вытаращилась на него:
– То есть?
– То есть как следует потрахаться без душевных заморочек.
Он произнес это с таким безразличным видом, будто говорил о погоде.
– Как ты сказал?
– Дай Бернардо. А своему телу дашь то, что ему нужно. Чтобы тебя имели, не обязательно водиться с монстрами.
– Не могу поверить, что слышу от тебя такое.
– А что? Если ты переспишь с кем-то другим, не легче ли будет тогда забыть Ричарда и Жан-Клода? Во многом они тебя держат именно этим, особенно вампир. Признай это, Анита. Если бы ты не хранила целомудрие, ты бы так о них не тосковала.
Я хотела было возразить, но закрыла варежку и задумалась. А не прав ли он? Может, я действительно из-за сексуального голода по ним страдаю? Да, и поэтому, но не только.
– Да, мне не хватает секса, но больше не хватает близости, Эдуард. Мне не хватает минут, когда я на них обоих смотрю и знаю, что они мои. Что владею каждым дюймом их тел. Мне не хватает воскресений после церкви, когда Ричард оставался со мной смотреть старые фильмы. Мне не хватает того, как Жан-Клод смотрел на меня, когда я ем. – Я покачала головой. – Их мне не хватает, Эдуард.
– Знаешь, в чем твоя проблема, Анита? Секс без заморочек ты в упор не видишь, даже если ткнешься в него лбом.
Я не знала, то ли смеяться, то ли злиться, и потому придала голосу чуть веселья и чуть злости:
– У тебя отношения с Донной такие простые?
– Были вначале, – ответил он. – А ты можешь сказать это о себе и о ком-нибудь из них?
Я снова покачала головой:
– Я ничего легко не делаю, Эдуард.
Он вздохнул:
– Это я знаю. Если ты кого-то назовешь другом, это на всю жизнь. Если ты кого-то возненавидишь, это навсегда. Если ты скажешь, что кого-то убьешь, ты убьешь. И одна вещь, из-за которой тебе так сложно с твоими ребятками, – для тебя любовь должна быть вечной.
– А разве это не так?
Он покачал головой:
– Иногда я забываю, как ты еще молода.
– Что ты этим хочешь сказать?
– То, что ты усложняешь себе жизнь, Анита. – Он поднял руку, предупреждая мою фразу, и произнес ее сам: – Я знаю, что запутался с Донной, но шел я на это как на случайную связь, и она входила в мою роль. Ты же относишься ко всему как к вопросу жизни и смерти. А вопрос жизни и смерти касается только жизни и смерти.
– Так ты думаешь, что, переспав с Бернардо, можно сразу все исправить.