Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
Последние прикосновения были разорваны. И Бонни отошла на шаг.
— Либо люби меня, либо уходи от меня навсегда. Я не хочу третьих вариантов, Локвуд. Ясно?! Не хочу!
Он ринулся к ней, но девушка оказалась проворнее: быстро развернувшись, она устремилась сквозь толпу к выходу. Ей нужен был воздух.
Ей нужен был новый воздух.
Внутренний голос зашипел-завопил, умоляя вернуться, говоря о том, что, возможно, все эти события — лишь испытания, что, возможно, когда Елена исчезла из их жизней, когда все глупые предрассудки были преодолены, а все глупые поступки сделаны, теперь у них есть шанс быть вместе. Может, у них получится. Может, у них есть
Свежий воздух опьянил. Бонни сделал глубокий вдох, а потом вытерла слезы. Она забыла, что оставила вещи в гардеробе, и ей не хотелось возвращаться. Ей больше вообще не хотелось возвращаться. Девушка скрестила руки на груди и направилась к парковке. Холод обжигал кожу, но Бонни больше не ощущал цепей на своих запястьях. Облегчения не было. Камень все еще висел на шее и тащил ко дну.
Но не было цепей на запястьях. И Бонни могла скинуть петлю со своей шеи.
Ее грубо одернули уже у самой машины. Она готова была нанести удар, вспомнив уроки Клауса, но в этом отпала надобность. Перед ней стоял сам Клаус, а бить его пока что не входил в планы. Клаус вообще больше не входил в планы.
Бонни сбросила его руку со своего плеча. Майклсон протянул девушке ее куртку. Беннет выхватила ее, быстро набрасывая на плечи. Это было тошнотворно-любезно с его стороны. Бонни взглянула на Майклсона, застегивая молнию, пуская в ход всю свою прыть, на которую была способна.
— Умная девочка, — произнес он, засовывая руки в карманы, как-то слишком злорадно улыбаясь. Бонни поняла, что молния бьет ее беспрестанно с их первой встречи. Бьет даже сейчас, когда он не трогает ее и пальцем. И вся ненависть, на которую была способна эта девочка, вдруг резко перекинулась на Клауса.
— Я тебя ненавижу, — произнесла она, понимая, что костяшки пальцев все еще саднит, что хочется ощутить запах крови, сжать зубы и нанести удар. Так сильно захотелось почувствовать силу, так сильно захотелось стать прежней Бонни, что это желание героином зашипело в венах.
— Но не так сильно, как своего отца, да?
Еще один удар молнии. И Бонни захотелось отразить его. Она отразила внезапно для Клауса. Она ударила его, сжав кулак так сильно, что ногти впились в кожу. Прошедшее больше не имело значения. Страх перед Клаусом растворился, как когда-то растворился страх перед отцом. Девочка Бонни увидела шок в глазах этого ублюдка. Губа была разбита, и Майклсон почувствовал приятно-терпкий вкус победы. Его ученица стала достойной его копией.
— Иди к черту, Майклсон, — произнесла она, зло на него посмотрев. Девушка села в салон автомобиля, громко хлопнув дверью, а потом сорвалась с места. Она так долго мчалась по этому шоссе в никуда, что уже привыкла к попутчикам, которые быстро исчезали из ее жизни. Она так долго мчалась по этому шоссе в никуда, что уже привыкла к окружающей темноте.
Но теперь Бонни хотелось света, — и она развернулась, помчавшись обратно, преодолевая желание бросаться в еще более темные углы. Золотая лихорадка проходила — Бонни Беннет шла на выздоровление.
Комментарий к Глава 48. Правильные решения * аллюзия на фильм «Загадочная история Бэнджамина Баттона»
====== Глава 49. Конечная станция. ======
1.
Она ушла. Она тоже ушла.
И он решил не замарачиваться.
В разбитой ночи нашлось место для разбитых принципов. И для разбитого сердца, бьющегося в унисон с музыкой. Оно пускало алкогольную кровь по венам, ускоряя процесс циркуляции. Кровь согревала озябшее тело, и желание согреться с кем-нибудь трансформировалось в желание остыть,
Локвуд вообще больше не видел смысл.
Но он видел глаза. На протяжении всего своего отчаянного веселья и веселого отчаянья он видел синее пламя весны. И это пламя — отдаленно напоминающее Б-52 — ему нравилось. Ему нравились синие оттенки, смешанные с белыми. Ему нравились напитки, которые он употреблял возле барной стойки. Ему нравилось задерживать взгляд на девушке, которая была так улыбчива в компании этого парня и которая была так нереалистично серьезна.
Иногда он терял Кэролайн Форбс из виду. Иногда он терялся вовсе. В кубометрах пространства находилось место и для других оттенков: для абсентного цвета денег, для пенистого спектра «Пины Колады», для золотого блеска коротких платьев, для мерцающих переливов бокалов, серебряных украшений. В кубометрах пространства находилось время для игры в правду или желание, для игры в бутылочку и русскую рулетку. Локвуду не нужны были больше якоря.
Он хотел плыть дальше.
Процесс снова обретал смысл, и все разрозненные, перепутанные фрагменты прежней жизни будто вновь становились на свои места. И омрачало только одно: в этой прежней жизни было слишком много пустоты.
Тайлер все еще любил Елену.
Он вновь наткнулся на взгляд Кэролайн. Она сидела за барной стойкой, и возле нее стоял какой-то бокал с ярко-фиолетовой жидкостью. Кэролайн не ассоциировалась с Б-52. Она была Б-52: дымящейся, густой, темной, но какой-то притягательно-весенней.
Кэролайн была.
И в ее взгляде был не интерес, а любопытство. И в ее взгляде было что-то, что было во взгляде… Чего не было ни у кого. Ни у Елены, ни у Бонни, ни даже у Джоанны.
Локвуд все еще помнил их. Помнил каждую. Ни одна ему по-настоящему не принадлежала. И Бонни — тоже. Бонни, отравленная, токсичная и падшая, сегодня была олицетворением самой грации. Сегодня она была строптивой, но не безумной. Бонни была горькой. Бонни была как кофе. Бонни была. Всегда.
Тайлер все еще любил Бонни. Извращенно и как-то неправильно, но любил. Здесь, в этом мире было место только для неправильного. Среди неправильного — Кэролайн и ее томные глубокие глаза, которые изучали его все эту ночь, внимательно рассматривая. Среди неправильного — Б-52, который заказал Локвуд. Среди неправильного — решение подойти к Форбс.
Она — в гостях. Она тут никому не нужна.
Он — дома. Но он тоже никому не нужен.
Парень заплатил за напитки, а потом направился к девушке, натягивая свою фирменную улыбку. Ему больше не было необходимо узнавать что-то о Елене. Ему больше не нужно было знакомиться с Кэролайн или с другими девушками, чтобы забыть о той единственной, которая вскружила ему голову.
Елена — она как юла ведь. Остановиться не может, все вертится и вертится вокруг собственной оси.
Парень придвинул дымящийся напиток. Локвуд не помнил, сколько напитков он смешал в своем желудке, и если честно, ему было наплевать на завтрашнее утро. Тайлеру в принципе было наплевать. Ему просто хотелось угостить Форбс. Ему просто хотелось, чтобы Кэролайн оказалась рядом с тем, на что она похожа.