Очарованная
Шрифт:
— Я не понимаю, — выдохнуал я,а в груди у меня было два выжатых кухонных полотенца.
Потому что я думала, что поняла.
Александр купил меня, чтобы проникнуть в Каморру.
Но Каморра продала меня, чтобы я проникла в Перл-Холл.
Мой разум закружился, наполненный грязной водой, циркулирующей по забитому водостоку.
—Мы продали тебя Александру, чтобы ты смогла узнать секреты Дэвенпорта, и мы смогли, наконец, доказать, что Ноэль был тем, кто убил Кьяру, — объяснил Данте, настолько взволнованный своим генеральным планом разума, что не заметил, насколько я была бледна.
—А
—Весь испорченный Орден Диониса должен быть демонтирован. Они скрыли смерть Кьяры и смерти всех других бедных женщин, которых Ноэль и братья использовали в качестве рабов,—наконец, Данте заколебался, его глаза пристально смотрели на мое лицо. —Александр — мой брат, так что я могу понять твою непокорность, но, возможно, ему просто придется пойти ко дну вместе с кораблем.
—Вот почему ты помог мне на «Охоте» и попытался вмешаться в Перл-Холл, — сказала я, когда костяшки домино начали вставать на свои места. —Ты защищал меня даже тогда, когда использовал меня.
— Вот именно, — сказал Данте с яркой улыбкой, прежде чем посмотреть на Сальваторе. — Она слишком умна, чтобы быть твоим ребенком.
Я проигнорировала его.
Я не обращала внимания ни на что, кроме шума крови, бегущей в ушах, и опасного стука бешено колотящегося сердца.
— Козима, — твердо сказал Сальваторе, привлекая мое внимание, когда он убрал мою вялую руку со стола и взял ее в свою. —Я знаю, что это нелегко, и это сложно переварить. Оставайся здесь с нами несколько дней, пару недель и давай познакомимся друг с другом, прежде чем принимать какие-либо решения. Я знаю, кажется, что я тебя использую, и мне очень жаль, но это характер моей работы и характер отцовства. Я знаю, что не имею права говорить это, но я действительно делаю то, что должен, чтобы обезопасить тебя.
— Тебе нужно принять решение, — снова торжественно сказал Данте. Он выглядел как боковой удар Сальваторе, сидящий там, такой же темный и мощный, полностью синхронизированный с преступными мыслями и намерениями старшего человека. —Ты можешь помочь нам уничтожить секту ужасных людей, а мы можем помочь тебе и твоей семье начать новую жизнь в Америке, свободную от прошлого и влияния Дэвенпорта. Или ты можешь вернуться в Жемчужный зал к Мастеру, который будет использовать тебя так же верно, как и нас, но с более горьким концом.
Три недели спустя.
—Александр, пожалуйста, подойди, я думаю, он знает, что я здесь, чтобы шпионить за ним.
Слова моего недавнего телефонного звонка эхом отдавались у меня в голове, когда я ходила по маленькой гостиной в своем номере в Риме.
В панике я позвонила Александру, умоляя его забрать меня, потому что боялась, что Сальваторе и его
Александр ответил на звонок с первого раза, выкрикивал приказы подать машину кому-то, вероятно, Риддику, на заднем плане, прежде чем я успела закончить первое предложение, и в тот момент, когда я замолчала, он пообещал, что будет следующим рейсом в Риме, чтобы благополучно доставить меня домой.
Дом.
Безопасность.
Эти два слова были смехотворны.
Дом моего детства никогда не был безопасным из-за того, что там жил Шеймус. Теперь он уже даже не был нашим, потому что мы его продали, а Мама и Елена только сейчас обживались в Бруклине, США, в своем новом доме. Ту, частью которой я бы не стала, по крайней мере, в течение очень долгого времени.
Перл-Холл никогда не мог быть моим домом, хотя он был безопасным, потому что я никогда не была кем-то большим, чем рабом в его стенах.
Римская загородная вилла Сальваторе могла быть моим домом в течение последних трех недель, но я ни в коем случае не была готова назвать ее своим домом, а его — своим отцом.
Это была одна из причин, по которой я это делала.
Я подпрыгнула, когда раздался громкий стук в мою дверь, а затем звук карты-ключа, скользящей и щелкающей в автоматическом замке.
Мое дыхание застыло в легких, когда дверь распахнулась, и я увидела Александра.
Его золотые волосы были взлохмачены из-за беспокойных рук и долгого перелета на самолете, его красивое лицо сморщилось от усталости, а его дорогой костюм был помят больше, чем он обычно позволял себе.
Но это были его глаза, от которых я не могла отвести взгляд.
Они проследили каждый дюйм моего тела, пока я стояла неподвижно напротив него, принимая во внимание каждую новую отметину на моем теле или выражение, мелькающее в моих глазах. Это был душевный поиск человека, слишком долго расставшегося с возлюбленной.
Это был взгляд, от которого мне хотелось плакать.
Он уловил выражение моего лица, и его лицо стало свирепым, когда он бросил свою сумку за дверь и направился ко мне через комнату, перешагнув через журнальный столик, чтобы добраться до меня быстрее.
В ту же секунду, когда он схватил меня за середину и затащил в свои объятия, слезы, с которыми я боролась, победили, и я разрыдалась.
Александр на мгновение крепко сжал меня, а затем провел рукой по моим волосам, чтобы откинуть мою голову назад. Его глаза были темнее, чем я когда-либо видела тогда, оловянные, потускневшие от сожаления и ржавые от агонии.
— Бля, — прохрипел он. — Я скучал по тебе больше, чем мог.
А потом его рот сомкнулся над моим, его язык скользнул по моему в чувственном скольжении, от которого я застонала и зарылась руками в его волосы.
— Никогда больше не заставляй меня уходить, — умоляла я, прежде чем вспомнила, что это не входило в план.
—Никогда, — поклялся он, слово было настолько многообещающим, что казалось таким же окончательным, как его клеймо на моей заднице. —Больше никогда.
Он снова поцеловал меня, так страстно, что у меня остались синяки на губах, но мне было все равно. Я хотела носить синеву его страсти и пурпур его владения на губах, как помаду.