Очень приятно, бездомный тэнгу
Шрифт:
— Разве ты не мико? — Хару обернулся на неё. — Люди не уважают жриц храма?
Некоторое время они стояли в тишине, пока до девушки с глазами цвета ямабуки доходил смысл его слов, после чего она разразилась громким и заливным смехом.
— Я что-то не так сказал? — тэнгу смутился и вновь покраснел.
— Ты считаешь меня мико? — переспросила она, продолжая смеяться, её неестественно широкая улыбка пугала. — Ладно, можешь и так называть. Пойдём внутрь скорее, я думаю, это недоброжелатели кинули в тебя хурму.
Пока тэнгу мялся на месте и пытался решить, следовать ему за девушкой в храм
— Ауч! — возмутился Хару и резко обернулся. — Я пойду поговорю с твоими недоброжелателями.
Хозяйка храма резко развернулась, ударила руками по стене и зашипела:
— Нет! Вернис-сь!
Хару уловил в её голосе нотки злости и страха и обернулся, заметив ужас во взгляде.
— Не переживай так за меня.
Он улыбнулся и уверенно пошёл в сторону, откуда кидали хурму. В груди разливалось тепло: оказывается, приятно, когда кто-то так сильно переживал за него. Он всего лишь хотел узнать, почему люди обижали несчастную жрицу, а она, должно быть, испугалась, что и ему достанется. Он радовался, думая о том, с какой хорошей девушкой познакомился. Бедный наивный Хару…
Тэнгу с уверенностью перепрыгнул через забор, снова радуясь своим птичьим ногам и не чувствуя боли от недавних ран, огляделся по сторонам. Прямо у ног лежала хурма, которую Хару поднял и покрутил в руках — выглядела вполне нормальной. На тропинке в кэне**** от него лежал ещё один плод, такой яркий, что сложно не заметить. Хару подошёл к нему и тоже поднял, в следующем кэне лежал очередной, а за ним и третий. Хурма вела его куда-то по тропинке. Некоторое время тэнгу набирал плоды в руки и двигался вперёд, но вскоре удерживать их стало сложно, а со стороны храма раздался едва доносящийся голос хозяйки, переполненный жалости:
— Хару?
Хару посмотрел вперёд — след из хурмы не кончался — и вздохнул, после чего развернулся и пошёл в сторону храма. Если недоброжелатели вернутся, он обязательно выйдет и попросит не обижать жрицу, а пока не будет пугать её и заставлять переживать. Хару с лёгкостью перепрыгнул через забор и подошёл к входу с радостным восклицанием:
— Хозяйка, я вернулся!
Он постучал ногами-лапами по земле, чтобы стряхнуть грязь, лишь затем переступил порог. Жрица исчезла.
— Хозяйка?
В кухне-прихожей её не оказалось, поэтому Хару заглянул в ту самую комнату с алтарём, в которой недавно очнулся. Девушка сидела на полу, обхватив колени руками и уткнувшись носом между ними.
— Что-то случилось? — обеспокоенно спросил Хару и опустился рядом, продолжая держать хурму в руках.
На него уставились два золотистых глаза, чья обладательница что-то тихо прошептала. Хару не услышал и наклонился.
— Я голодна, — повторила она.
Жрица широко улыбнулась и открыла рот, тэнгу успел заметить четыре острых клыка и хищный взгляд, как та с пронзительным шипением резко подалась вперёд.
*Сяку = 30,3 см
**Ямабуки (яп. ???????) — листопадный кустарник керрия, растёт в Японии и Китае
***Цую (яп. ??) — сезон дождей, приходится на июнь-июль
****Кэн = 1,81 м
Глава 3. Или логово монстра оказалось храмом?
Холод
— Откуда ты это взял?
Её переполненный изумлением голос прозвучал очень тихо, она наклонилась и попыталась дотронуться до помятого прямоугольного листа, как вдруг резко отдёрнула руку.
— Хару, ты сам его сорвал?
— Простите, пожалуйста, я не хотел… — растерянно произнёс он и виновато опустил голову.
— Нет, Хару, скажи, ты сам это сделал? Своими руками?
— Мне очень жаль…
Он уже начинал думать, что, сорвав лист, провинился точно так же, как с котлом во дворце Кинъу, прилетевшем на совет и там взорвавшемся. Отец выгнал его из дома, а как поступит жрица? Ему же не показалось, что она хотела съесть несчастного тэнгу? Бедняга не понимал, с каких пор люди питаются ёкаями (а он не сомневался, что девушка была человеком), но и спрашивать боялся.
— А другие сорвать можешь?
Слова её Хару услышал, но понять их смысл не мог, уверенный, что поступил неправильно.
— Хару! Ты можешь сорвать другие печати?
— Сорвать? — испуганно переспросил он, словно птенец, выпавший из гнезда и столкнувшийся с опасной куницей. — Я думал, что испортил что-то важное…
Утром устроил переполох во дворце Кинъу, а теперь сорвал какую-то печать в маленьком храме доброй девушки. Видимо, не просто так Хару стал бездомным — только и делал, что всё портил. Отец был прав, что выгнал младшего сына из дома, иначе бы со временем там остались бы одни развалины.
— Эй, возьми себя в руки или крылья, что у тебя там? И попробуй сорвать другие!
Растерянный Хару продолжал сидеть на полу и непонимающе глядеть на хозяйку храма, как та вдруг схватила его за рукав и резко встала, потянула за собой.
— Идём-идём!
По воодушевлённому взгляду, торопливой интонации и нетерпеливым жестам Хару ощутил, как изменилось её настроение. До этого девушка переживала и злилась, даже напомнила хищного зверя (из людей Хару близко общался исключительно с Асахи, другие ровесники не посещали дворец Кинъу, но по рассказам о людях сложилось иное впечатление), а теперь она спешила. В золотистых глазах теплилась надежда.
Хару не обладал силой и мудростью, как отец и старший брат Масао, не владел оружием, не мог похвастаться какими-то особыми талантами, зато умел считывать эмоции. Не все, но какие-то яркие вроде радости и грусти, злости и страха, отвращения и восторга он замечал. Порой мог даже не смотреть на собеседника и чувствовать, что тот переживает. Однако если тот прекрасно контролировал свои эмоции, то и Хару был бессилен, чем зачастую пользовалась Хотару, наигранно рыдая. Когда он видел слёзы сестры, то ни капли не сомневался, что ей грустно или больно.