Очень приятно, бездомный тэнгу
Шрифт:
Невысокая и хрупкая на вид девушка с лёгкостью оторвала Хару от пола, подняла его на ноги и вытолкала сначала на кухню, а затем и наружу.
— Вот, сорви его.
Не высовывая руку, она указала пальцем в сторону ближайшей печати. Тэнгу с неуверенностью сделал несколько шагов по траве и дотронулся до желтоватого листа, повернув голову в сторону жрицы. Её большие золотистые глаза следили за каждым его действием, губы не сложились в улыбку, а сжались в предвкушении. Хару дёрнул печать, та с лёгкостью оторвалась и оказалась в его
— Снимай все! — радостно воскликнула девушка и рассмеялась, прислонилась спиной к стене и опустилась на пол.
Он потянулся к следующей, та также легко отделилась от шероховатой поверхности и оказалась в его руке, затем другая. Хару обошёл весь храм и вернулся к хозяйке с довольно крупной стопкой печатей — он складывал их в правой руке и подпирал подбородком, в то время как левой срывал, а теперь приходилось поддерживать.
— Куда их? — спросил Хару, боясь сделать что-то не так, но чувствовал себя уже спокойнее.
— Сожги их! — решительно заявила девушка, всё это время сидящая перед порогом и пристально следящая за тэнгу. — Только в храм не неси.
— А где мне их сжигать?
— На траве, — беспечно ответила жрица, этот вопрос её вообще не волновал.
— Она же загорится…
А вот Хару хватило неудачного пожара на кухне, снова рисковать он не намеревался. Мало ли, перья отца и досюда достанут.
— Меня не волнует, что произойдёт с этим местом.
Она поднялась с пола и встала прямо перед порогом, но как будто невидимая стена не пускала её наружу, девушка так и осталась стоять на месте. На лице отразилась досада. Нахмурившись, она повертела головой в разные стороны и попросила:
— Сорви ещё все печати с забора.
Раз она была хозяйкой этого места и жила тут задолго до Хару, то наверняка лучше понимала, что делать. Тэнгу оставил печати со стен храма на земле, а сам прошёлся вдоль забора, срывая каждый лист, затем положил их к остальным. Взгляд девушки метался из стороны в сторону, она сама продолжала стоять на месте, всё ещё не переступая порог.
— За забором тоже срывать? — поинтересовался Хару, уже догадавшись, что снять нужно абсолютно все.
— Там тоже есть? — удивилась хозяйка и изогнула брови. — Да, срывай все, и побыстрее.
Хару заметил эти печати, ещё когда за хурмой ходил, поэтому перепрыгнул забор и обошёл весь с внешней стороны. В отличие от пожелтевших и помятых ветром печатей на территории храма здесь висели как старые, так и новые, на некоторых чернила оставались яркими, как будто их нанесли совсем недавно. Хару сорвал все до единой и сложил их в общую кучу.
— Я не буду сжигать их на траве, — твёрдо заявил он, наученный горьким опытом жизни.
— Ты уверен, что сорвал все? Точно ни одной не осталось? — обеспокоенно уточнила девушка, пытаясь высунуть нос за пределы храма, но порог так и не переступила.
— Уверен.
Если нигде не осталось спрятанных печатей, то все остальные Хару сорвал.
— Ладно, неси
Тэнгу опустился на корточки и принялся складывать печати обратно в стопку, которую ветер уже успел раздуть и раскидать по земле. До этого Хару приносил их за три захода, а теперь куча печатей уже сложилась в стопку выше него, а несколько листиков ещё и по траве разлетелись. За раз все перенести не получится, поэтому Хару снял верхнюю часть и поставил её рядом. Теперь, когда он мог подбородком доставать до верхушки, то положил его на верхнюю печать, а сам ухватил снизу сколько смог, с трудом поднял и потащил в сторону храма.
Жрица тут же сиганула в соседнюю комнату с алтарём, как будто Хару нёс к ней отраву.
— А где ситирин? — с трудом пробормотал Хару. Так как подбородком приходилось придерживать верхние печати, шевелить нормально челюстью он не мог, вдобавок, не знал этого слова. — Как она выглядит?
— Ты заметишь огонь.
Оказавшись в помещении, Хару сразу увидел крупный чёрный предмет, напоминающий большое ведро, но с открытым верхом и толстыми стенками. Над ним возвышался огонь, а внутри потрескивали дрова. Должно быть, это и был ситирин, к которому Хару подошёл и попытался опустить печати.
— Ай! Больно! — вдруг закричал он, когда ладонью случайно коснулся пламени.
— Что ты делаешь, глупый тэнгу? — возмутилась хозяйка храма, но к кухне не приближалась. — Просто кинь их в ситирин!
— Если кину, то переверну ситирин, а медленно опустить не могу — слишком горячо! — посетовал несчастный Хару. Обожжённую руку погладить не мог, так как продолжал держать печати.
Он поставил стопку на пол и сразу подул на ладонь, в глазах тоже защипало от боли.
— Сожги ты их уже! — завыла из соседней комнаты девушка и молящим голосом добавила: — Пожалуйста!
Хару слабо улыбнулся, наклонился, здоровой рукой поднял несколько печатей и аккуратно опустил их в ситирин. В следующее мгновение пламя жадно обволокло листы, края сразу почернели, в воздухе поднялся дым, да с таким противным запахом, что Хару закашлялся и отошёл в сторону. Дым оказался едким и чёрным, пришлось попятиться из кухни на улицу.
— Кхе… Почему такой… дым? Кхе-кхе, — прикрыв лицо рукой и продолжая кашлять, спросил задыхающийся тэнгу. Слишком сильно привык к чистому и свежему воздуху за всю свою жизнь во дворце Кинъу.
— М-м, от чернил, — неуверенно ответила жрица и уже громче крикнула: — Жги всё!
— Я сейчас, кхе-кхе, задохнусь, — пожаловался Хару, уже успевший выбежать на улицу, желание возвращаться в храм пропало.
— Сначала сожги там всё, а потом задыхайся в удовольствие!
Тэнгу догадывался, что эти печати были чем-то важным, возможно, даже судьбоносным, не просто так жрица желала от них избавиться. Но если доброй девушке станет лучше от этого, то Хару поможет. Раз это то, чего она хочет, он сожжёт всё до последнего листа.