Очерк о родном крае
Шрифт:
Та-ам-та-да-да-та-да-та-да-там...
По стенам поползли блики. Несколько шагов, и за занавесью из стекляруса открылся небольшой полутемный зал со столиками в салфетках, сине-зелеными лампами и блестящей сферой под потолком.
Андрей поднял руку, приветствуя бармена за стойкой. Бармен, молодой парень в белоснежной сорочке, кивнул в ответ.
Джаз лился из колонок. Там-дам-та-там-дам... Прибавились ударные.
– Посидишь здесь минут пять?
– наклонился Андрей к Мареку.
– Конспирация?
–
– Понятно, - сказал Марек.
– Я зашел сюда просто выпить пива.
– Здесь дорого, - улыбнулся брат.
– К тому же они открываются ближе к вечеру.
– Ну, не знаю, мне повезло.
– Удачи!
Андрей хлопнул его по плечу.
За легким звоном колокольчика на входной двери под поплывшее между столиками бензиновое дыхание улицы две фигуры, мужская и женская, пропали из поля зрения.
Марек направился к стойке.
– Здравствуйте, - сказал он.
Бармен кивнул.
– Здравствуйте.
– У вас щетка почиститься есть?
Парень окинул взглядом плащ, успевший хватить рукавом побелки, а полой - грязи с бетонной стены вентиляционной шахты.
– Есть обувная щетка, но совсем новая, - сказал он и нырнул под стойку.
– Я не знаю, как-то оно...
– неуверенно произнес Марек.
– Вот.
Щетка легла перед Мареком. Овальный брусок с серой, седой щетиной.
– А где у вас можно...
– он вздохнул.
– Или прямо здесь?
– Можно в туалете.
Бармен показал рукой на темный проем в коридор.
– Ах, да, - сказал Марек, подхватив щетку, - я видел. Спасибо. А то мне, знаете, в комендатуру, не поймут, если я к ним трубочист трубочистом...
– Вы просто как Вайс. Или Кузнецов, - улыбнулся парень.
– Кто?
– обернулся Марек.
– Не важно.
Вайс?
Стоя в туалете перед раковиной и шоркая щеткой по плащу, Марек напрягал память. Он знал двух Вайсов, одного из 'Eurotribune', а другого - координатора по информационной политике в Риме. Ни на первого, ни на второго он был не похож. Тем более, не понятно, каким боком эти Вайсы известны местному бармену.
Какой-то бред!
А Кузнецов? Это какой-то здешний знаменитый Кузнецов или Кузнецов прошлого? Общего прошлого?
Но парень-то лет на пять его моложе!
Марек пустил струйку из крана и несколько раз плеснул воды в лицо. Вода пахла хлором. Ну, хоть обеззараживают.
– Вы там как?
– крикнул из темноты коридора парень.
– Почти все.
Марек осмотрел себя в зеркало. Плащ он, пожалуй, оставит здесь. Брату. Хоть у него и другая комплекция. Налезет, не налезет - дело уже второе. Не тащить же в Евросоюз. Там пятно, здесь развод. Кошмар!
Марек вышел в зал, раскатывая рукава.
– Вам налить чего-нибудь?
– спросил
– Мне сказали, у вас дорого.
– За счет заведения.
– О!
– Марек сел на высокий стул у стойки, пристроив сумку в ногах.
– Вино у вас есть?
– Нет. Есть коктейли.
– А пиво?
– Бокал?
– Нет, половину. Грамм сто.
– Наше или голландское? Есть 'Де Молен', есть 'Хейнекен', есть 'Йопен'.
– Лучше безалкогольное.
Бармен пожал плечами.
– Пожалуйста.
Звонко отлетела крышка с бутылки светлого, зеленоватого стекла. С мягким шипением потекло в высокий бокал, давая щедрую пену, золотистое содержимое.
'Караван' давно закончился, и Марек пил под какую-то негромкую импровизацию. Перелив клавиш, хрипотца саксофона.
Пиво приятно горчило.
Закрой глаза - и вот он, Кельн. Тот же джаз, тот же посверк за смеженными веками, то же легкое постукивание льда о стекло.
– Ну как?
Только речь русская. Впрочем, сколько раз русские воевали Германию?
– Спасибо, замечательно, - Марек поставил бокал на стойку.
– Но все же я не могу не заплатить. Привычка, простите.
Он достал из кармана плаща монету в два евро.
– Как хотите, - сказал бармен.
– До свидания.
Марек подхватил сумку.
Переход из полутьмы на солнце его ослепил, он застыл, прикрыв глаза ладонью, и тут же получил тычок в плечо.
– F...cking bastard!
Его толкнули обратно к дверям.
Мимо, жуя жвачку, прошли двое солдат в темно-синем, судя по произношению, по четко выделяемому 'r' в словах - американцев. Один - белобрысый, другой - рыжий.
– Господа, - окликнул их по-английски Марек, - вы сейчас подняли руку на представителя прессы.
– Поцелуй наши задницы, - лениво, не оборачиваясь, ответили ему.
Уроды.
Марек постоял, ища глазами поддержки в окнах дома напротив, затем забросил на плечо ремень сумки. Мелочи, ладно.
Ах, город, родной город! Ты пахнешь так же, ты пахнешь памятью.
Сверни от центральной улицы в переулок - и ты в детстве: полопавшаяся штукатурка, драные деревца, как скульптурная группа из озеленительной программы, пакеты с мусором, чумазые погодки. Белье на веревках во дворах.
Автомобилей, да, автомобилей стало больше. Они стояли, прикорнув к обочинам. 'Лады' да старенькие 'форды', в основном.
– Улица Космонавтов, - прочитал Марек на указателе, задрав голову.
Так, это получается...
Он, щурясь, развернулся. Там, значит, речпорт, южнее, база потребсоюза, бог знает, как она называется теперь, школа-интернат, а в другую сторону должно быть пересечение с улицей Ленина, которая, в свою очередь, ведет к площади Ленина. Это как мы интересно, наискосок, через консервный прошли!