Очерк о родном крае

Кокоулин А. А.

– Извините.

Свиблов сел рядом с Соломиным. Замыкая проплешину стола, между ним и Мареком втиснулся Дима, от которого горько пахло костром и совсем тонко - пивом.

– Камера с аптеки, - сказал он.
– Успели скопировать до изъятия. Едва не разминулись с полицией.

– Как включить?
– спросил Соломин.

– Дайте.

Свиблов взял телефон, включил его и, покопавшись в значках, запустил проигрыватель видеофайлов.

– Вот.

Вчетвером они склонились над экраном.

Звука не было,

но изображение оказалось цветным и на удивление сносным. Денег на камеру фармацевты не пожалели.

Объектив захватывал аптечное крыльцо, дорожный знак, метров десять проезжей части и асфальтовый 'карман' на противоположной стороне улицы, за которым вырастало здание с пыльным внутренним двориком.

– Это какая улица?
– спросил Соломин.

– Депутатская. Бывшая Талалихина, - сказал Свиблов.

– А дом?

– Один из расселенных. Какая-то международная ассоциация купила участок.

Под камерой проходили люди, в отдалении остановился фургон, но быстро пропал, сдав назад. Прокатился велосипедист.

– Вот, - сказал Дима.

Марек почувствовал, как от напряжения свело скулы.

Со двора в 'карман' вышли четверо. Все четверо были в темно-синем обмундировании миротворческой миссии. Береты под левым погоном, нашивки ООН, сканеры, винтовки М16. Сержант, капрал и двое рядовых. Рыжий, два брюнета, один блондин.

Марек щурился, пытаясь разглядеть лица. Ему показалось, блондин - совсем молодой парень.

Солдаты закурили.

Сержант выдувал дым вверх и все время поворачивал голову, когда мимо проходила женщина. Он, видимо, зубоскалил, отпускал шуточки, потому что его подчиненные улыбались, похохатывали и стучали друг друга по ладоням, когда реплика казалась им особенно уморительной. Женщины ускоряли шаг.

– Америкосы, - с ненавистью процедил Дима.

Миротворцы перетаптывались в 'кармане', и таймер камеры исправно фиксировал бег секунд, заходящих на следующую минуту. Пятнадцать двадцать семь. Пятнадцать двадцать восемь.

Марек увидел, как в дальнем конце улицы возникли две фигуры, мужская и женская, и сердце его остановилось. Андрей шагал, засунув руки в карманы куртки, хмурая Дина держалась за его локоть.

Сержант выбросил сигарету.

– Сейчас, - прохрипел Дима.

Брюнет и блондин заступили дорогу идущим. Сканер наготове, М16 у плеча. Капрал хищно щурился через их головы.

Андрей и Дина подали документы.

Брату прямоугольник пропуска отдали сразу. А Дину один из солдат после проверки жестом стал приглашать во двор. Выяснить все внутри, полюбовно, как понял Марек, сдерживая дыхание. Всего-то - обслужить патруль. Капрал, придвинувшись, попытался заступить путь Андрею. Беззвучно, будто в немом кино, разевались рты.

Дина отступала и мотала головой. Андрей держал ее за рукав плащика, одновременно сбрасывая с себя руки капрала. Ситуация на несколько секунд

замерла в равновесии.

На улице было пусто, и Марек поймал себя на том, что мысленно просит, почти умоляет появиться кого-нибудь в поле зрения. Нет, вымерли прохожие. Или трусливо свернули в сторону, подальше от неприятностей.

Суки!

Капрал навис на Андрее, скалясь. Солдаты отделили Дину от брата, с винтовками наперевес подталкивая ее к проходу во двор. Поправляя ремень, к ней направился сержант. Он разводил руками, словно извиняясь за несовершенство мира. Да, вот так, увы, вам лучше воспринимать это как мелкую, досадную неприятность.

Марек видел его улыбку.

– Остановите, - попросил он.

Свиблов ткнул пальцем в экран, заставляя превратиться видеосъемку в статичное изображение. Марек закрыл лицо ладонями.

– Я сейчас, - сказал он глухо.
– Я сейчас.

За границей темноты кто-то шевельнулся, скрипнули ножки табурета, потом причмокнула дверь не работающего холодильника. Звякнуло стекло.

– Это вы как хотите, - сказала тьма голосом Димы, глотнула и выдохнула.

Холодильник снова причмокнул.

– Запись полная?
– спросил Соломин.

– Двенадцать минут, - ответил Дима, подсаживаясь обратно.
– Пока не догадались вырубить. Все равно...

– Я сейчас, - повторил Марек.

Пальцы покалывало. Тряслись кишки. Весь ливер, напитанный остатками переработанной пищи или - попросту - дерьмом, сжимался и пытался свернуться в узел. Ливеру было страшно. Глазам - жарко.

Я знаю, подумалось Мареку, я знаю, что дальше. В таких фильмах все происходит по одному сценарию.

– Марек, - произнес Соломин, - вы можете не смотреть.

– Это мой... Я должен, - сказал Марек.

– Как хотите.

Мир за отнятыми ладонями мерцал в свете поставленной на полку свечи. Свиблов, кашлянув, вновь запустил видео.

Люди на нем ожили.

Сержант закончил разводить руками и, окончательно отделяя брата от девушки, встал дополнительной преградой, а затем просто и незатейливо двинул тому в нос кулаком. Бамс! Казалось, кровь облачком вылетела от удара и испачкала сержанту пальцы и шею. Андрей упал, увлекая за собой капрала. Его разбитое, в быстрых ручейках крови лицо на мгновение словно заглянуло в объектив.

Дина, неслышно крича, бросилась между солдатами, но была остановлена. Брюнет схватил ее за волосы. Сержант, развернувшись, тем же кулаком ударил ее в челюсть. Для него это была, видимо, отработанная процедура. Ноги девушки подкосились, но упасть ей не дали - один из солдат, подхватив обмякшую Дину под мышки, поволок ее во двор. Сержант, наклонившись, задрал легкое белое с зеленым платье вверх, обнажая стройные Динины ноги.

Марека начало колотить, будто от холода. Сволочи, подумал он. Сволочи. Все мысли состояли из одного этого слова.