Очерк о родном крае
Шрифт:
Он сходил в туалет.
На кухне негромко звучали голоса, и Марек, приоткрыв дверь, увидел женщин, чистящих лук, свеклу и картофель. На столе перед ними стояли миски и кастрюли.
– Извините.
В темной прихожей можно было сесть на маленький стульчик, но он, накинув плащ и подхватив сумку с ноутом, выбрался из квартиры в подъезд и сел на ступеньки пролета, ведущего на второй этаж.
Ноут - на колени, сумка - под задницу.
Ему требовалось выкричаться, хотя бы так, набивая черные буквы на белую простыню экрана. Андрея убили...
'Я ни черта не понимал.
Моя
Ты не должна жить.
Почему я так думал? Потому что мне так сказали. Пропели в уши многоголосым проплаченным хором. Сунули в рот кашицу из передергиваний и лжи - жуй, жри. Залепили глаза картинками - красочными, кровавыми. Боже, в каком кошмаре ты живешь! Миллионы сгинули в лагерях! Десятки миллионов убиты без суда и следствия! Тоталитаризм! Культ личности! Отсутствие свобод! Тотальный дефицит! Расстрелы. Убогий быт. Два сорта колбасы.
А я был идиот, который радуется любой мысли в своей пустой голове. Я не чувствовал ни правды, ни лжи, ни страны под собой, и мне легко и незаметно, почти без анестезии, вырезали ощущение Родины, ощущение общности, единства и цели. И ответственности.
В новом мире я оказался один.
И мне сказали: это хорошо. Это формула успеха. Успех - это индивидуальное качество, измерение жизни. Деньги - твой бог.
Я поверил.
Мне было легко поверить - там, где раньше была удаленная часть души, образовалась пустота. В нее хлынуло дерьмо. Да, дерьмо, распознать которое можно лишь взрослея. Некоторые так и умирают, думая, будто это манна.
А это дерьмо.
Они думают, мир начинается и заканчивается в них. В некоторой степени так оно, конечно, и есть. Если в вас одно дерьмо, так и есть. Сложно не согласиться. Все, что ты делаешь для себя, в сущности, не имеет никакой ценности и никакого продолжения. Ты сдох, и все кончилось.
Я предчувствую возражения, я даже слышу голоса об эгоцентричности человеческой природы. Это тоже дерьмо. То самое.
Я объясню.
Когда человек использует окружающий мир с утилитарной целью, с тем, чтобы исключительно ему было хорошо и комфортно, это эгоцентричное дерьмо. Когда и вследствие этого он считает себя ничем этому миру не обязанным, это тоже эгоцентричное дерьмо.
Я сам был таким.
Странно, что понимание часто приходит с бедой. С болезнью, смертью. Убили Андрея, моего брата, и...
Я не видел его двенадцать лет. Я знал, что он есть, как есть отец, мама, но где-то там, в другой реальности, в другом мире, который с моим маленьким мирком почти не контактировал. Для меня, как это ни стыдно, он был лишь одной восьмимиллиардной частью населения Земли. То есть, он был почти ничто. Статистическая единичка.
Мой новый мир не предусматривал воспоминаний, он уходил лестницей - вверх, вверх, к успеху, должности, гонорарам. Он превращал жизнь в дьявольский забег в толпе соискателей, жаждущих того же, что и я. Не было никакой возможности ни оглянуться, ни остановиться, о, в мозг мне транслировалось дыхание в затылок.
И наконец...
Я выбил командировку домой. Возможно, это корешок родных мест не растворился во мне за двенадцать лет и ноющей
Я вернулся.
Наверное, за неделю мы с братом не выбрали в общении и шести часов. Он часто был мрачен, его мнение в большинстве своем было раздражающе-категоричным. Он ломал мои аргументы увесистыми рубленными словами, как японский сенсей подносимые учениками деревянные дощечки. Его мир был совсем другим.
Он был больше.
Это ощущение глубины, размеров чужого мира, честно говоря, действовало угнетающе. Брат как бы становился выше, шире, сильнее, чем был на самом деле. За его словами чувствовалась правота. Не шизоидная убежденность.
Правота.
Я, закаленный водитель пера, жонглер слова и эквилибрист смыслов, ничего не мог ей противопоставить. Громоздить горы лжи было противно. Воспевать Евросоюз, изнанки которого я хлебнул вместе с турками-иммигрантами в Меркенштадте, хотелось еще меньше. Тем более, что внутри себя, в душе, я чувствовал, что Андрей прав, что правы его друзья и знакомые, что весь этот набор высокопарных и гладких слов - 'демократия', 'толерантность', 'свободный рынок', 'равноправие', 'конкуренция', 'миротворческий контингент' - всего лишь прикрытие для продвижения интересов определенных групп, стран, корпораций.
Я не могу сказать, будто со мной провели обряд очищения. Изыди дух цивилизованного европейца! Войди дух азиатского дикаря! Хотя это еще вопрос, кто дикарь. Возможно те, кто содержал зоопарки с неграми до тридцатых годов прошлого века. Гамбург, Базель, Турин, вы слышите? Цивилизованный европеец втирал мази из костей мертвецов и нюхал кокаин как лекарство.
Нет, подспудно, я и сам не верил в эти слова. Я знал им цену, но пресекал, прятал в себе искажения привычной картины, как шведы или немцы прячут глаза от шариатских патрулей. О, да, прячут до сих пор.
Возможно, брат как-то и повлиял на меня, но это влияние было сродни замечанию: 'Смотри туда!' и небрежному жесту, чтобы я повернул голову.
А возможно, он просто неосознанно вобрал меня в орбиту своего большого мира, где я и сам стал больше, чище, умнее. По-другому большие миры не действуют.
Недели мне хватило.
Ведь странно, да?
– что за демократическими преобразованиями почему-то везде скрываются обнищание, разруха и кредитная кабала. За демократией - тотальный контроль. За свободой - ее отсутствие, патрули и комендантский час. За мирными демонстрациями - перевороты. За вводом войск НАТО ради сохранения мирных жителей - геноцид.
Кто из европейцев, пока холеных, лощеных и самодовольных, принимает это близко к сердцу? Уютно в скорлупе?
А моего брата убили.
Но его большой мир, он остался - в людях, его любивших, в его словах, в его делах, в моей памяти. Да, во мне. Я это чувствую, словно прикосновение, осторожное дыхание, тихий сонный шепот, далекий детский смех. Это будущее, которое я могу приблизить. И вы можете.
Я хочу рассказать вам один секрет, который я недавно понял.
Когда мой мир состоял только из меня одного, мне как-то сказали, что я жалок в своей клетке, что я многое смогу понять, как только мне станет очень больно. Человек только забыл добавить: не за себя.