Очерки истории культуры Средневекового Ирана
Шрифт:
Бахр ал-Улуми максимальным образом решил проблему собирания литературного наследия Камала Исма'ила, более чем на три тысячи бейтов пополнив существовавшие до того литографированные издания дивана. Самые полные из рукописей также не насчитывают более четырнадцати тысяч бейтов. Тегеранская публикация (включающая 15 293 бейта) позволяет составить полную картину литературного творчества Камала Исма'ила.
Оба издателя, Вахид Дастгарди и Бахр ал-Улуми, предпослали своим публикациям обстоятельные предисловия, в которых привели многие биографические сведения о поэтах, извлеченные из текста их стихов и из средневековых тазкире. Крупных работ, посвященных творчеству Джамал ад-Дина и Камала Исма'ила, нет. Научная библиография
Средневековые антологии называют имена еще двух известных в свое время литературных деятелей, творивших в предмонгольском Исфахане, — это придворные стихотворцы Шараф ад-Дин Шуфурве и Рафи ад-Дин Лунбани. Шараф ад-Дин Шуфурве (ум. 600/1204) был Малик аш-шу'ара атабека Ширгира. Диван его в шесть тысяч бейтов, существовавший, по косвенным свидетельствам, еще в XIX в., в настоящее время утрачен. Рафи ад-Дин Лунбани был панегиристом исфаханского рода Са'идийе. Умер двадцати трех лет в начале XIII в. Тазкире сообщают, что его диван насчитывал около десяти тысяч бейтов.
Творчество этих двух поэтов представлено в наше время только образцами, вошедшими в тазкире, и выборками из диванов, включенными средневековыми составителями в стихотворные сборники. Рукописи этих сборников редки. Сведения об этих поэтах в специальной литературе не превышают нескольких строк [181, I, с. 268-274, 356-359, II, с. 400-401; 123, II, с. 840, 846-849; 138, с. 235, 299].
По данным средневековых антологий можно восстановить еще несколько имен ныне забытых поэтов, принадлежавших к исфаханскому литературному кругу, — это Фарид ад-Дин Ахвал, Имад ад-Дин Катиб (писал на арабском). Сведениями об их жизни и творчестве мы не располагаем.
Однако сохранившиеся литературные тексты, в первую очередь диван Камала Исма'ила, стоящий в ряду самых крупных и полных диванов предмонгольского времени, позволяют составить развернутое представление о многих сторонах литературной жизни Исфахана на протяжении шести-семи десятилетий, непосредственно предшествовавших монгольскому, завоеванию.
В предлагаемой работе рассматриваются выделенные из общего круга проблем функции литературной придворной службы.
Обязанности придворного поэта
Восхваление мецената
Поэтическое наследие исфаханских авторов свидетельствует о высокоразвитой стихотворной культуре предмонгольского Ирана, характеризующейся большим разнообразием литературных явлений. Средневековые сборники стихотворений — диваны, привычно укладывающие творчество почти любого поэта в прокрустово ложе четырех традиционных разделов — касыды, газели, кит'а и рубай, — создают внешне обедненное представление о составе ранней персидской поэзии.
Диваны Джамал ад-Дина и Камала Исма'ила отражают сложный, живой и подвижный состав малых стихотворных форм, в частности и весьма широкий состав художественной литературы, имевшей хождение при средневековых иранских дворах. К официальной, т. е. оплаченной, литературе относились в середине XII в. все виды поэзии малых форм. Это разнообразие само по себе отражает множественность функций литературной придворной службы.
Разнообразен по стиховым и жанровым формам был прежде всего сам придворный панегирик. Основной формой дворцового славословия были касыды — пышные моноримические оды, достигавшие ста и более двустиший. Они требовали большого труда и составлялись не часто, как это легко заметить, изучая домонгольские диваны. Касыды принадлежали к поэзии высокого монументального жанра, создание их поэт приурочивал к особо торжественным событиям в жизни двора или мецената: приход к власти или восшествие на трон, военная
Панегирическая касыда, в идеале своих жанровых достоинств, должна была заявить о себе как о примечательном, в чем- то уникальном литературном явлении. При строгой канонизированности формы придворной оды и стереотипности содержания в своих касыдах поэты достигали "лица необщего выраженья" крайним усложнением стихотворной техники, ставя перед собой и демонстративно разрешая те или иные труднейшие формалистические задания.
Один из признанных шедевров придворного персидского касыдосложения принадлежит как раз перу Камала Исма'ила. Это его знаменитая касыда, построенная на задании ввести в каждый бейт, а по возможности и в каждый полубейт слово му — "волос". В девяноста четырех бейтах касыды поэт повторил это слово сто два раза. Вот несколько начальных бейтов касыды:
О, каждый волосок твоих кудрей пронзил любовью сердце — сколько их! За кончик волоска с твоей главы два мира будут только полценою. Уста твои малы, как кончик волоска, но если речи поведут они, То острота произнесенных слов расщепит волос — столь она искусна. Исчахла в зависти луна пред красотою лика твоего, И что ни месяц га небесах она тонка — взгляни! — как волос. Во все глаза пусть смотрит самый зоркий — не различить ему: Где волос с темени, где волосок — не шире!- тончайшей талии твоей? О, волосы твоих кудрей, с чела спадая, стан обвили, Как он прелестен, черный завиток, прильнувший к стану!Как и всякие касыды такого рода, касыда — "волос" дает помимо литературного ценный языковой материал. Камал Исма'ил поставил своего рода лингвистический эксперимент, позволяющий проследить на серии конкретных примеров богатейшие полисемантические возможности персидской лексики. Слагая десятки бейтов на основе одного и того же слова, искусно обыгрывая его в словообразованиях, каламбурных и идиоматических. построениях, поэт поворачивает это слово в стихах всеми его смысловыми гранями и делает это, по-видимому, с исчерпывающей полнотой.
Камал Исма'ил действительно увековечил этой касыдой, изобилующей тропами, имя своего мецената Рукн ад-Дина Мас'уда: касыда осталась уникальным явлением в персидской поэзии. Ни одному поэту не удалось, несмотря на попытки (в частности, такому выдающемуся мастеру, как Салман Саведжи), написать на нее равноценное назире — стихотворение — "ответ" с теми же рифмой и размером и заданными художественными приемами.
На сложнейших технических заданиях построена большая часть касыд Камала Исма'ила. Две трети касыд написаны с редифом — рефренирующим элементом рифмы. Среди них выделяются своим изощренным искусством касыды, построенные на повторе в конце каждого бейта слов: шукуфе ("цветок") — 107 бейтов, наргис ("нарцисс") — 84 бейта, также чагим ("глаз"), шакар ("сахар"), даст ("рука"), па ("нога"), су хан ("слово"), ширини ("сладость") и др. Длинные стихотворения такого рода требовали от автора, и без того уже стесненного формой монорима, неистощимой изобретательности в построении нового образа в каждом' очередном двустишии вокруг заданного редифом слова.