Очерки истории культуры Средневекового Ирана
Шрифт:
Стереотипен и набор характеристик переживаний и поведения влюбленного человека. Стихи исфаханских поэтов четко обрисовывают эстетический идеал традиционно-условной трактовки влюбленности — это культ неразделенной любви, красота любовного страдания, выражаемого в рыданиях и стонах, униженная самоотреченность, любование прелестью и тиранией кумира.
Стереотип в описании любви довершается, согласно литературной эстетике времени, стереотипом лексики. Основной любовный словарь узко ограничен. Он исчерпывается примерно следующим обязательным набором слов и словосочетаний, продолжающим собой приведенный выше перечень слов-мотивов, устойчивых в описании красоты: дил "сердце", суз-и дал "страдание сердца", дард-и дил, рандж-и дил "боль сердца", хун-и дил, хун-и джигар "кровь сердца", гам "горе", ашк "слезы", фирак или хаджр "разлука", васл "свидание, сближение", иилк "любовь", арзу "страсть", хиал "мечта", джан "душа, жизнь", джавр "мучительство, тирания", умид "надежда".
Эти слова-сигналы таили для средневекового читателя богатейшую и сложную ассоциативность. Изобретательное выведение из заданных конструктивных элементов — и вокруг них — новых, в чем-то неожиданных формул любви и понималось поэтом как основная творческая задача.
Изложенной схеме любовного стихотворения легко найти точные аналоги в философии суфизма. Почти все детали этой схемы — перечисленные "стати" красоты и круг понятий, обрисовывающий состояние влюбленности, — это символы и соответственно технические термины, отобранные суфийскими проповедниками в арсенале материальных образов любовной поэзии и взятые ими на вооружение.
Если обратиться к словарям суфийских терминов, которые стали составляться значительно позже рассматриваемых нами явлений литературы — с XIV в., времени полного развития доктринального суфизма, нетрудно убедиться, что списки их вокабул, по крайней мере наполовину, перекрываются словарем любовной поэзии домонгольского времени [27, с. 126-177; 26, с. 109-125].
Взаимная спроецированность реального и мистического планов, общность художественных начал в решении светской любовной темы и религиозной — основная характеризующая черта предмонгольской любовной поэзии Ирана, которая, вероятно, и позволила ей достигнуть необычайно высокой степени развития и обеспечила широкое социальное функционирование.
Специфика представления о прекрасном. Метод творческого варианта
Придворная лирика исфаханских поэтов дает материал, показательный для суждения о господствовавшем читательском вкусе, о выраженной специфике литературно-художественных воззрений в средневековом Иране.
Средневековое
Метод творческого варианта, по удачному выражению А. Н. Болдырева, или творческого подражания, занявший ведущие позиции в персидском литературном процессе XIV-XIX вв. [32, с. 39-40], для персоязычной поэзии малых форм был широко распространен уже в домонгольское время.
Поставив во главу угла самоценность отдельного образа, отдельной метафоры, художественный метод творческого подражания повел к закреплению и умножению в литературе устойчивых инвариантных элементов. В поэзии малых форм выработался достаточно узко определенный фонд излюбленных метафорических сближений. Творческий поиск необходимой новизны в искусстве был направлен на разработку детали, тончайшее варьирование отдельно взятого традиционного образа.
Проиллюстрируем это только одним примером. "Локон кумира" (зулф) принадлежит к числу самых распространенных образов персидской лирики — светской, суфийской и фольклорной. Выше были приведены пять рубай, содержащие этот образ. В диване Джамал ад-Дина ибн Абдарраззака только в разделе четверостиший он фигурирует в двадцати трех стихотворениях, свыше шестидесяти раз повторен в газелях. В четверостишиях Камал ад-Дина этот образ повторен свыше ста раз, около ста двадцати раз — в газелях, не менее того — в касыдах и строфических стихотворениях.
Циклы четверостиший о локоне, созданные исфаханскими. поэтами, могут быть продолжены по внутрилитературному ряду. Уже среди сохранившихся четверостиший, приписываемых: Рудаки (ум. 940-41), четыре посвящены локону. Одно из семи четверостиший, вошедших в реконструированный диван Манучихри (ум. 1040), также целиком построено на образе кудрей.. Образ этот есть в четверостишиях Мас'уд-и Са'д-и Салмана; — Хакани, Анвари. Все эти стихи, с единой поэтической символикой и стихотворной формой, органически сливаются в общий тематический цикл, своего рода строфическую песню, хотя время их создания разделено в ряде случаев веками:
Как горе сердца моего, узлом скрутились кудри милой, И жилка каждая в душе от страсти в узел превратилась. От слез, я думал, станет легче, но нет — увы, увы, увы! И слезы этой темной ночью скрутили горло мне узлом... В сетях я локонов кумира, кудрей, что узел на узле, В тоске пред этим алым лалом, что леденец на леденце, О, обещанье, что вчера" дала: ты мне, — двойной, излом, А сколько горя от разлук? Вот столько да еще вот столько!