Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века)
Шрифт:
Всеволод Ольгович, идя в известной мере по стопам Мономаха в деле объединения Руси, все же действовал, руководствуясь корыстными целями, и не пользовался популярностью в различных слоях русского общества, и приравнение Ольговичей к Мономаховичам должно было только усилить и ускорить борьбу между ними.
5. Усобицы в середине XII века и усиление феодальной раздробленности
1 августа 1146 г. Игорь со Святославом въезжают в Киев. К Игорю сейчас же являются делегаты от киевлян, уже готовых к присяге и собравшиеся у Туровой божницы. Делегаты выразили желание горожан перед присягой поговорить с князем. Речь, конечно, должна была идти об известных обязательствах князя по отношению к киевлянам. Пришлось бы недосчитаться и некоторых сподвижников и сторонников Всеволода, короче — разговор предстоял не особенно приятный, а в случае отказа со стороны князя — дело могло окончиться кровопролитием. Игорь не решается ехать к собравшимся киевлянам и посылает к ним Святослава, который предусмотрительно ведет с собой дружину. Вече протекало бурно. Киевляне прежде всего жаловались представителю нового князя на своеволие и грабеж тиуна Всеволода, Ратши, и на вышегородского тиуна Всеволода, Тудора: «Рекоуче Ратша ны погоуби Киев, а Тоудор Вышегород». Вече предложило Святославу присягнуть, «целовать крест», за себя и за брата в том, что они искоренят своеволие, не допустят «обид» киевлянам. Святослав обещал, что не будет насилий и тиуны будут впредь «по вашей воли» и, сойдя с коня, «на том целова хрест к ним оу вечи». Киевляне также сходят с коней и целуют крест в верности Игорю и Святославу. Летопись подробно рисует взаимную присягу князя и веча, фигурально выражаясь, что киевляне присягали «и с детми». Это, конечно, отнюдь не означает, что к присяге приводили в порыве верноподданических чувств и малолетних детей, которых как бы на всякий случай захватили с собой вооруженные всадники-киевляне, вернее, как это увидим, киевские ратники. Так расценивали указанное сообщение летописи Соловьев, Карамзин и некоторые другие. Неправ был и М. Н. Покровский, утверждавший, что, рассматривая
Святослав с веча «пойма лутшеи муже Кияне» и едет к Игорю, причем Игорь присягает «на вси воли», подтверждая присягу Святослава, и «лучшие мужи» в свою очередь присягают ему. Вече на этом не кончилось. На вечевом сходе принимали участие три группы. Одна — «лучшие мужи», те киевские бояре, которые договорились с Игорем и Святославом, но ждали только удобного момента для того; чтобы изгнать Игоря и посадить на киевской стол кого угодно, но во всяком случае не князя досадившей им в свое время «черниговской партии» Всеволода Ольговича. Эта последняя не только монополизировала в своих руках управление государством, всю реальную силу, оказывая исключительное влияние на князя, но выступала также и солидным конкурентом большинства киевских бояр и купцов в деле захвата земли, в торговых операциях, в распределении доходов, получаемых от дани, поборов, военной добычи, и т. п. Среди нее были и собственно черниговцы и те местные киевские бояре, которым было все равно кому служить, лишь бы получать больше доходов, а так как при Всеволоде Ольговиче грабить и притеснять население, по-видимому, разрешалось сколько угодно, то и служили они ему до поры до времени верно. Но мало того что «черниговская партия» — немногочисленная кучка правителей и грабителей, своевольно управлявших и обогащавшихся всеми методами, — была конкурентом и политическим соперником основной массы киевской знати, она же в глазах широких слоев городского, да и сельского населения была олицетворением произвола, насилия и грабежа, так как, чувствуя кратковременность своего господства, эти «калифы на час» действовали как рыцари большой дороги и старались возможно скорей нажиться, не брезгуя никакими средствами. В силу указанного обстоятельства «черниговцы» не только встретили глухое недовольство «лучших мужей», причем возможно, что депутация к Игорю состояла в доброй своей половине из числа их же самих, но и столкнулись с открытым выступлением народных масс. Народные массы на вече 1146 г. представлены двумя социальными прослойками: вооруженные всадники — «кияне». Это не городские низы в подлинном смысле слова, которые, как правило, не были вооружены и тем более не имели лошадей. На примере восстаний 1068 г. мы видели, что даже не все купечество было вооружено. Многие же купцы, будучи сами вооружены, во всяком случае не имели конных вооруженных слуг. Восстание 1113 г. действительно несколько усилило роль и влияние городских народных масс на вече, но дать им возможность обзавестись лошадьми и оружием — оно не могло. Очевидно, в «киянах» в данном случае следует видеть городскую «рать», выставленную местной городской знатью, знатью не княжеской, не дружинной, т. е., прежде всего, купечеством. В этой социальной прослойке, несомненно, могли участвовать и средние слои, вооруженные за свой счет — мелкое купечество, богатые ремесленники — и, наконец, за спиной «воев»-«киян» на вече в Киеве у Туровой божницы стояли толпы собственно «черного люда», «простой чади», состоявшей главным образом из ремесленников, сегодня еще свободных или полусвободных, а завтра уже закабаленных, закрепощенных или порабощенных людей, часть которых, из поколения в поколения все меньшая и меньшая, снова становилась свободной, большая же — так и оставалась зависимой. Обе указанные группы, «кияне» и «простая чадь», имели все основания быть недовольными тысяцким, мечниками и тиунами Всеволода Ольговича, которые, по их выражению, «погубили» Киев и Вышгород. Результат деятельности Ратши и Тудора сказался. Пока «лучшие мужи» договаривались с Игорем, «кияне», собравшиеся на вече у Туровой божницы, решили сами расправиться с ненавистным тысяцким Ратшей, тиунами и мечниками. Речь идет, конечно, не о тех «киянах» из «лучших мужей», которые только что «целовали крест». Активную роль в восстании играли те, кто не сходил с коней и не целовал креста, и с кем ни Игорь, ни Святослав не считали нужным «рядиться», договариваться, а именно «простая чадь». Она-то вместе с «воями»-«киянами», и то, по-видимому, не всеми, разгромила двор тысяцкого Ратши и разобрала его имущество. Той же участи подверглись мечники Всеволода. Грозное восстание «черного люда» заставило Игоря и Святослава заключить союз с известной частью киевской верхушки, союз, как мы увидим дальше, кратковременный. Игорь и Святослав почувствовали под собой более твердую почву «и посла к ним Игорь брата своего Святослава с дружиною и едва оутиши». [886] Восстание было подавлено.
886
Ипатьевская летопись, с. 321–322.
Но не прочно было княжение Игоря, несмотря на все старания более энергичного Святослава. Киевская боярская верхушка стремилась посадить на княжий стол своего ставленника и вела переговоры с переяславльским князем Изяславом Мстиславичем. На вопрос Игоря, верен ли он ему, Изяслав отвечал молчанием и задержал посла Игоря. Посланцам же киевских бояр Изяслав ответил согласием и двинулся на Киев. Переправившись через Днепр у Заруба, Изяслав поднимает черных клобуков Поросья, с которыми Ольговичи обращались, по свидетельству Татищева, как победители с побежденными, собирая дань, грабя и захватывая полон. К нему присоединились также и жители укрепленных городов Поросья, белгородцы и василевцы. [887] Игорь вынужден был заключить союз с Владимиром и Изяславом Давидовичем. Но этого было мало. Надо было озаботиться о союзниках в самом Киеве. Он пытался приблизить к себе киевских бояр и укрепить свой престиж среди них. Игорь призывает Лазаря Саковского, Василия Полочанина, Мирослава Хилича, Улеба и Ивана Войтишича, которым подтверждает их оставление на старых должностях, а Улебу дает «держать тысячу», т. е. назначает его тысяцким. Но было уже поздно. Хитрые бояре прекрасно учли, кто из соперников сильней, и перешли на сторону Изяслава Мстиславича. Они организовали заговор в Киеве, а Изяслава уведомили, чтобы он поспешил скорей к Киеву, пока не подошли Давидовичи, обещая в бою обратиться в бегство. Заговорщикам удалось осуществить свой план. Во время битвы у Олеговой могилы на сторону Изяслава Мстиславича перешли бояре, а Улеб и Иван Войтищич, по уговору, бежали к Жидовским воротам. Ольговичи были разбиты. Игоря, завязнувшего в болоте, взяли в плен и, заковав в кандалы, посадили в монастырь св. Иоанна в Переяславле. Святослав, сын Всеволода Ольговича, спрятался в Ирининском монастыре в Киеве, где его и схватили, а Святослав Ольгович с боем отступал до самого устья Десны и ушел от преследователей в Чернигов. [888] Изяслав вступил в Киев, где его встретили бояре, купцы и духовенство. Он арестовал оставшихся верными Ольговичам бояр: Даниила Великого, Юрия Прокопьевича, Ивора Юрьевича, внука Мирослава, «и инех много», отпущенных затем за выкуп, а Святослава Всеволодовича «поча водити подле ся». [889] Села, скот и имущество в домах и монастырях, принадлежащих Всеволоду, Игорю и их дружинникам, были разграблены. По меткому определению П. Голубовского, «это было только начало борьбы, и неизвестно еще, кто одержал бы в ней верх при прочном союзе князей всей Северской земли». И далее, с нашей точки зрения совершенно правильно, он отмечает, что причина неудачи Всеволода лежит в том, что его централизаторские стремления сталкивались с удельными тенденциями Игоря и Святослава, и непрерывные трения между ними и Всеволодом не способствовали единству Ольговичей. Они мешали Всеволоду, и в то же время подчинить себе их полностью, как самостоятельных князей, он все же не мог. Только под конец княжения Всеволод подчинил себе братьев и то не окончательно.
887
Там же. С. 323; Татищев В. Н. История Российская. Т. II. С. 284; Ляскоронский В. История Переяславльской земли с древнейших времен до половины XIII столетия. С. 344; Голубовский П. В. История Северской земли до половины XIV столетия. С. 122; Багалей Д. И. История Северской земли до половины XIV столетия. С. 197.
888
Ипатьевская летопись, с. 323–327; Ляскоронский В. Ук. соч. С. 344–345; Голубовский П. В. Ук. соч. С. 123; Багалей Д. И. Ук. соч. С. 197–198; Соловьев С. Русская история с древнейших времен. Т. II. С. 394–397.
889
Ипатьевская летопись. С. 327–328.
Мономаховичи действовали дружно, стремясь поддержать традиции «варварской империи» с блестящим, богатым и сильным Киевом во главе, что было в интересах киевской знати, тогда как Северская земля, разделенная на два отдельных самостоятельных княжества, имела две княжеские линии, действовавшие вразброд. При этом Чернигов, а следовательно и черниговские Давидовичи, продолжал старую конкурентную борьбу с Киевом, тогда как «Новгород-Северск, пожалуй, как город Северской земли и мог иметь в ней свою долю, но самостоятельно никаких столкновений с Киевом не имел после того, как сделался центром отдельного княжества. Вот почему у новгород-северских князей является нежелание путаться в дела Киевской области, вот почему они упорно отказываются от уделов, которые им давал Всеволод на той стороне Днепра. Этому нисколько не противоречит факт, что теперь Игорь Ольгович остался киевским князем; коль скоро принцип равноправности обоих родов был выдвинут, то необходимо было его защищать. Тот факт, что черниговское духовенство, стоявшее в зависимости от Киевской
890
Голубовский П. В. История Северской земли до половины XIV столетия. С. 123–124.
Иное дело черниговские Давидовичи, оттесненные Ольговичами на второй план. Давидовичи стараются не только сосредоточить в своих руках всю Северскую землю, но претендуют и на Киев, стремясь вырвать пальму первенства из рук Мономаховичей, хотя сил на это им, в отличие от Ольговичей, не хватало.
Святослав Ольгович, отступив с небольшой дружиной в Чернигов, прежде всего выясняет у Давидовичей, верны ли они своему договору и, получив подтверждение, оставляет в Чернигове своего боярина Костяжко в качестве официального соглядатая при Давидовичах, а сам начинает собирать ополчение сперва в Курске, а затем в Новгород-Северске. [891]
891
Ипатьевская летопись, с. 328.
В это время Изяслав обезопасил тыл и заключил договор с половцами в подтверждение мира в Малотине, заключенного в 1140 г. после удачного похода Всеволода Ольговича на половцев. Видя усиление Изяслава, Давидовичи, стремясь захватить всю Северскую землю, решают схватить Святослава Ольговича. Костяжко вовремя предупреждает князя. Соглашение между Ольговичами и Давидовичами было нарушено. Давидовичам остается заключить союз с Изяславом, причем, опасаясь объединения Ольговичей, они предлагают киевскому князю ни за что не выпускать Игоря из заключения. Летопись осуждает Давидовичей за их предательство по отношению к князьям Северской земли, за переход на сторону Изяслава, что дало возможность Д. Багалею усматривать в этой части летописи отрывок черниговского летописного источника. [892] Давидовичи боятся возвращения Игоря на киевский стол и поэтому, продолжая еще поддерживать связи со Святославом Ольговичем, предлагают ему поддержку, если он откажется от попыток освободить брата. Получив от него отказ, они окончательно переходят на сторону Изяслава.
892
Багалей Д. И. История Северской земли до половины XIV столетия. С. 199.
Святослав Ольгович также готовит блок князей против последнего. К нему переходят Владимир Святославич, сын рязанского князя Святослава Ярославича, Иван Ростиславич Берладник и Юрий Владимирович Долгорукий. На помощь к Святославу Ольговичу явились и присланные его родственниками — половецкими ханами — половецкие отряды Камоса и Тюнрака.
Как сложился этот союз князей? Юрий Долгорукий давно уже стремился к овладению Киевом и готовил себе на юге опорную базу для развертывания борьбы за Киев. Святослав знал, на что шел, приглашая Юрия, и естественно, при заключении с ним союза признал его своим верховным сюзереном. Иной характер носил временный союз с Иваном Ростиславичем Берладником, политическая карьера которого резко отличается от карьеры других князей. Остановимся на этом вопросе.
Мы уже останавливались на галицком восстании 1144 г. и на приглашении восставшими галичанами Ивана Ростиславича Звенигородского. Володимирке поспешил к Галичу.
Три недели «из города бьяхуся крепко» осажденные галичане, «в неделю же мясопустную», ночью, Иван Ростиславич с дружиной галичан предпринял вылазку. «Много бишася» князь Иван Ростиславич, но его отряд зашел далеко в глубь лагеря осаждающих и вернуться обратно в город не смог. Видя невозможность возвращения, Иван Ростиславич «пробеже сквозе полк к Дунаю» [893] и оттуда, степью, направился в Киев к Всеволоду. Галичане «по Иване»… бились с дружиной Володимирка «всю неделю», и только в результате энергичных атак Володимирко принудил их к сдаче. «Вшед в Галичь», князь «… многи люди исече, а иныя показни казнью злою». [894] Движение было подавлено. Так повествует о событиях 1144 г. летописец.
893
Здесь на Дунае, в Берлади, Иван Ростиславич на некоторое время задерживается, и в этой связи большой интерес представляет опубликованная Богданом Петричейку Хиждеу в 1860 г. в Ясском временнике «Instructiunea publica» и в 1869 г. в журнале «Trajanu» рамота Ивана Ростиславича, датированная 1134 годом.
Вот ее текст: «У им? отца и сына /и святого духа аминь/ Аз Иванко Ростиславовичь оть стола галичьского, кн?зь берладсьскы св?дчую купцемъ /меси/ бриськьмъ, да не плат?ть мыть у град? нашем /у Ма/ломъ у Галичи на изкладъ, разв? у Берлади и у Текучомъ и /у г/радохъ нашихъ а на исъвозъ розьнымъ товаромъ туташнымъ и угръсьскимъ и русьскымъ и чес/ькымъ/, а то да плат?ть николижь, разв? у Маломъ у Галичи. А кажить воевода. А на томъ об?тъ. /В літо/ от рожьства Христова тис?щу и стъ и трдсть и четире л?тъ месяца маі К днь». (Цитирую по: Грушевский М. С., Історія України-Руси. Т. II. С. 421. В скобках поставлены пропущенные в грамоте слова и буквы. Копия с грамоты см. в «Сборнике статей, посвященных Владимирскому-Буданову»).
Исследователи заподозрили грамоту в поддельности.
Так, поддельной считали грамоту Берладника И. И. Богдан (Труды VII археол. съезда Т. IV) и А. И. Соболевский. («Труды VIII археол. съезда», т. II). Последний усматривал в ней фальсификат, опираясь главным образом на молдавские элементы в ее языке, якобы немыслимые в XII в., а Богдан утверждал, что она не выдерживает критики историка, так как Берладник не мог быть «от стола галичьского», ибо в 1134 г. объединенного Галицкого княжества со столицей в Галиче не было и, кроме того, Берладник был непримиримым врагом галицких князей Володимирка и Ярослава. Аргументация скептиков сама вызывает сомнение. Во-первых, грамота писалась не в стольном городе, а в Берлади, где, естественно, на нее могла повлиять народная речь, как известно, отличавшаяся от официального церковно-славянского языка. Молдаванизмы также естественны, если мы учтем, что в XIV–XV вв. Дунайское понизовье и Поднестровье уже носят название «Россовлахии». Во-вторых, скорее ошибочна дата грамоты (1134 г.), чем самый факт, изложенный в грамоте. Следовало бы датировать ее 1144 годом. В 1144 г. Иван Ростиславич был в Берлади, так как в Киеве он появляется уже с прозвищем «Берладник». Ошибка писца — вернее переписчика XIV–XV вв. (в Молдавии и Валахии вплоть до XVII и даже начала XVIII в. церковным языком и языком официальных документов был древний церковно-славянский) — вполне возможна. От переписчика зависела и известная романизация языка грамоты. Об этом уже говорили в свое время И. О. Линниченко и Д. И. Иловайский. Наконец, нужно отметить, что указание грамоты о Берлади «от стола галичьского» не должно нас заставлять делать выводы о ее подложности, так как оно сообразуется с убеждением самого Ивана Ростиславича и его сторонников в том, что он — галицкий князь. Не вызывает сомнения и датировка грамоты «от рожьства Христова», так как в XIII в. такого рода датировка встречается и в других русских источниках. Трудно согласиться с И. И. Богданом и в том, что основа текста грамоты — повествование Ипатьевской летописи под 1149 г.
М. С. Грушевский считает грамоту Берладника заслуживающей внимания, хотя и отмечает некоторые ее особенности. К возражениям скептиков Грушевский относится критически (Грушевский М. С. Історія України-Руси С. 421, 422). Еще более основательны доводы Дашкевича, не сомневающегося в подлинности грамоты (см. его статью «Грамота князя Ивана Ростиславича Берладника 1134 г.», помещенную в «Сборнике статей, посвященных Владимирскому-Буданову», 1904).
894
Летопись по Ипатскому списку, 1871, с. 226.
Прежде всего, кого следует подразумевать под «галичанами»? Летопись не дает нам четкого представления о том, какие социальные прослойки скрываются под термином «галичане», но во всяком случае боярская знать в их состав не входила. «Галичане» (так же, как и переяславцы, владимирцы, «кияне» и т. п.) — это прежде всего городской люд — купечество и ремесленники, «черные люди». Восстание галичан 1144 г. — восстание горожан, стремившихся отделаться от непопулярного и деспотичного князя и пригласить «на стол» другого, связанного определенным договором, «рядом», и обязанного, по-видимому, править, прислушиваясь к голосу горожан, купечества в первую очередь.
Разбитые в бою и терроризированные расправой Володимирка горожане на время отказались от борьбы, — правда, как это мы увидим ниже, выжидая лишь удобного случая, чтобы выступить снова. Интересно отметить, что и второе восстание горожан связано было с звенигородскими Ростиславичами: на этот раз на престол пригласили сына Ивана — Ростислава. Объяснение этого явления, равно как и дальнейшей деятельности Ивана Ростиславича, лежит в том, что как отец, так и сын связали свою политическую карьеру с движением народных масс, используя их в своих целях. Постараемся это показать.