Очнись. Все боги - эгоисты
Шрифт:
– Прошу, - беспомощно произносит она, но приговор уже вынесен. Внутри селится пустота, разъедающая хрупкое сердце. Губы девушки дрожат, а глаза с каждой секундой наполняются всё большим количеством солёной жидкости. С всхлипами она покидает тронный зал, не желая оглядываться на того, к кому она обязана питать любовь, ведь он властитель их родного дома.
***
От лица Луки.
После вчерашнего события Элизабет ходит сама не своя и дело совсем не в том, что для её матери не построен особый домик. Девушка сразу сбежала с вечера и залезла в кровать, не желая сидеть всю ночь на подоконнике, хотя ворочалась и часто просыпалась, изредка случайно пиная меня или ударяя рукой. Открывая глаза, я видел как на лбу проявляются капельку холодного пота, а влажные губы
Не нравится мне её внешний вид после практически бессонной ночи, хотя раньше было намного лучше. Под зелёными глазами залегли тени, а кожа побледнела, практически сравнявшись цветом с листом качественной бумаги для печати. Провожу по коротким волосам, приподнимаясь на локтях и наблюдая за наконец-то спокойным сновидением шатенки. Пряди цвета кофе на солнечных лучах переливаются цветом гречишного мёда. Её глаза двигаются под веками, по чему могу определить, что она видит сон.
Удивляюсь с самого себя, ведь давно не наблюдал за спящими девушками в своей кровати. Они были разными. Васильковые и ореховые глаза, угольные и кукурузные волосы. Смешно отождествлять их с природой, ведь все они пошли против неё, каждый день закидывая в себя кучу таблеток от противозачаточных до способствующих потере веса. Все они такие разные и такие похожие, а та, что сейчас спит – абсолютно другая. Я ещё не видел дочерей богини луны, представлял их прекрасными существами, вроде нереид с серебряными волосами и глазами цвета темнеющего неба.
Бью себе по лбу, чтобы привести мысли в порядок, выбираюсь из кровати осторожно, стараясь не потревожить Фитч. Наш уговор потерял свою силу в плане того, что она стала только больше времени проводить в месте, который могу назвать домом, но футболками своими поделюсь. Не понимаю почему, но поделюсь.
Сегодня мне не хочется отправляться на пробежку, ведь после вчерашнего мои лёгкие готовы вывернуться наизнанку и загнаться в желудок, чтобы тот переварил их. Такое ощущение, словно я курил весь вечер и всю ночь, вдыхая табачный дым и отравляя организм. Открываю дверцы шкафа, чуть не психуя из-за скрипа, и смотрю на зеркало внутри. Не на себя, на девушку, что шарит руками по пустому месту, ища меня. Усмехаюсь. Эта ночь была какой-то странной. Она обнимала меня, прижималась хрупким телом и опаляла горячим дыханием. Ей не хватало обычного одеяла, ей нужно было настоящее тепло.
Её поведение удивляет, ведь она должна была радоваться признанию матери. Из-за чего тут можно расстроиться? Из-за того, что на протяжении всей её жизни она не могла сделать то же самое? Эти боги такие странные и ведут себя как дети. Мотаю головой и возвращаюсь в кровать, позволяя тёплой руке упасть мне на грудь. Вблизи рассматриваю её лицо, оправдываясь тем, что больше нечем заняться, и замечаю красный венец вокруг закрытых глаз. Неужели плакала?
Она просыпается слишком резко и тут же хватается за тёмные волосы, часто дыша. Неужели снова паникует? Защитные механизмы её тела совсем не понятны, да и понимать их вовсе не хочется. Трясу Элизабет, схватившись за хрупкие плечи, но не добиваюсь никакой реакции.
– Эй, Элизабет, - наверное, я впервые произношу её имя, вот только она по-прежнему дрожит, чуть покачиваясь вперёд-назад. Странная непонятная никому девчонка, к тому же слабая и неумелая. Но она дочь богини луны, что вызывает во мне интерес. Я и сам осознаю своё любопытство.
Приходится ударить ладонью ей по щеке. Место удара тут же окрашивается в цвет вина, а глаза цвета хвои фокусируются на мне. Частое дыхание восстанавливается, и я могу чувствовать как замедляется сердцебиение, переставая отдаваться в лопатки. Надеюсь, Фитч не услышала как я позвал её по имени.
Смотрит на меня угрюмо, нахмурив брови, так что лишь усмехаюсь, скрыв беспокойство. Какое к чёрту беспокойство? Очнись, Лука, она тебе по боку.
Я возвращаюсь к шкафу и беру две футболки: одну себе, а другую девушке. Мы же договаривались, хотя моё условие не выполнено. Скорее, это из-за жалости, нежели из-за беспочвенного сострадания. Кидаю тёмную ткань шатенке и та падает ей на лицо, закрыв обзор. Спорю,
И, конечно же, я выигрываю этот спор на ничего с самим собой, отчего издаю смешок. Хмурится и что-то ворчит под нос, расправляя футболку. Резко разворачиваюсь к одежде, так как девушка бесцеремонно стягивает с себя майку. Невольно краем глаза посматриваю на зеркало и скольжу по выпирающим рёбрам и груди, заключённой в спортивный топ.
– Я знаю, что ты смотришь, - спокойно произносит она, а я готов провалиться сквозь землю, лишь бы не слышать это укор в её голосе. Потираю шею и невозмутимо поворачиваюсь, словно говорю ей с насмешкой в глазах «с чего ты это взяла?». Тяжело вздыхаю и поворачиваюсь, замечая, что она уже натягивает джинсы и обувается.
– Куда намылилась? – не могу дать объяснение своим словам, своим действиям, но соглашусь с тем, что веду себя странно. Последствие интереса. В ответ получаю молчание и хлопок дверью, значит, приняла мои условия и решила меньше здесь находиться, чему не могу не нарадоваться. С победным возгласом спешу к джойстику и окунаюсь в мир видеоигры, беседуя с неизвестными мне парнями по микрофону.
***
От лица Элизабет.
Я протираю лицо руками, предварительно набрав холодной озёрной воды. Не полощу ротовую полость, ведь ожидаемо подозрительно отношусь к чистоте этого водоёма. Сажусь у глади, что рябится от дуновения ветра, и смотрю вперёд, улавливая холодные потоки воздуха лицом. Мёрзну, но терплю всё это.
Больше всего мне обидно из-за подобного отношения матери ко мне. Она действительно могла признать меня ещё давно, а отец тогда не молчал бы и не выбрал в жёны мерзкую женщину, которую принять – всё равно что пойти против самой себя. Я терпела всю свою жизнь насмешки и чувствовала себя недоразвитой только потому, что какая-то там богиня не решилась спуститься с Олимпа или хотя бы подать знак о том, что она существует. А вместо этого мне казалось, что моя мать мертва, что она умерла в какой-нибудь далёкой больнице от ужасной болезни и похоронена на кладбище, до которого добираться несколько дней. Отмазки, чтобы не принимать действительность как есть. Взрослые думают, что от незнания всем станет лучше, но это мучает куда больше, чем размышления на определённую тему, тем более, если это касается дорогого человека. Человека, который должен был занимать немаловажное место в жизни девочки с милыми хвостиками кофейного цвета и глазами цвета хвойного леса. Человека, который должен был заплетать косички и готовить завтраки, а не восседать на своём троне и упиваться молитвами верующих и подношениями полубогов. Человека, который должен был помогать выбирать платья на праздники и ходить по магазинам, беседуя о сокровенном и принимая дочь такой, какая она есть.
Может быть, тогда я была бы счастлива, часто улыбалась и не знала бы о слове «хмурость».
Вытираю слёзы, скатившиеся по щекам, тру глаза, тихо всхлипывая. Сердце болит так, словно кто-то запустил руку в грудную клетку и с силой сжал его, заставляя сокращаться в противоположном ритме. Хватаюсь за ткань футболки и тяну её, напрягая челюсть. Я должна быть сильной, а вместо этого сбежала, прикрываясь маской. Я должна быть сильной, а вместо этого сижу тут на берегу озера и рыдаю, желая, чтобы сейчас ни один бог не смотрел с пика горы на земли, которые им не принадлежат.
– Порвёшь футболку, и я тебе голову оторву, - слышу за спиной, однако не спешу поворачиваться из-за покрасневших очерков вокруг глаз. У него прекрасное настроение, а мне кажется, что мир потерял все краски, и небо затянулось серыми тучами. Судорожно втягиваю воздух, поднимая взгляд на парня, что встал рядом, а затем и вовсе сел, не жалея спортивные штаны.
Молчу, отпуская футболку и складывая дрожащие руки на колени. Смотрю на водную гладь и молю, чтобы эта тишина ничем не нарушилась. Но его шумное дыхание выводит меня из себя, забираясь в барабанные перепонки и натягивая струны терпения. С новой силой в моих глазах вспыхивает неприязнь, однако всё это резко тает, когда блондин поворачивается и лазуритами понимающе смотрит.