Одаренный 2

Archer

Прежде чем развернуться и покинуть столовую, я бросил белобрысому:

— Ешь суп. Он вкусный. — И, выждав гроссмейстерскую паузу, добавил: — Приятного аппетита, господа.

Велю действительно перестали задирать. Да что говорить — к нему перестали даже подходить. Хотя и до инцидента с Юрцевым у него друзей не особо-то и водилось.

А вот меня снова вызвали к директору.

— Ты хоть понимаешь, кого ты унизил? — с прищуром спросил Акакий Владимирович.

— Наглеца и подлеца, который травит детей только по сословной принадлежности.

—

Он симбирский княжич. За ним стоит весь род. Ты думаешь, тебе это сойдет с рук?

— Я разве был неправ, что заступился за беззащитного мальчишку?

— Не прав. Стоило поговорить с ним, проявить уважение к высокому титулу и, возможно…

— Простите, но вы сами верите в то, что говорите? — бесцеремонно прервал я директора. — Он с первого дня смотрит на меня с презрением. Для него заговорить со мной — уже унижение в крайней степени.

— Знаешь, — задумчиво произнес директор, — возможно. Сибиряки все немного помешаны на родовой чести. Но мы находимся на их территории. Здесь их законы, традиции и влияние. Ты думаешь, для тебя это останется без последствий? Я не стану тебя выгораживать.

— Я способен постоять за себя.

— Ты дурак! — резко произнес Акакий Владимирович, от чего в его голосе сразу прорезались противные писклявые нотки. — И высокомерия сейчас в тебе не меньше, чем в том белобрысом идиоте, презирающем всякого, кто ниже титулом!

— Во мне нет высокомерия. Я ведь даже не дворянин.

— Хорошо, — успокоился директор. — Пусть так. Я посмотрел ваш бой с Озеровым и в недоумении — что ты вообще здесь делаешь?

— В смысле?

— Тебе не нужно наше обучение. На Службе тебе дадут больше. Гораздо больше. Ты хочешь быть боевиком, так они этому тебя научат лучше любых Академий. К чему ты тратишь свое и наше время?

Очень хороший вопрос он задал. А что, собственно говоря, я тут делаю? Троицкая говорила, что я способен уже сейчас сдать выпускной экзамен. Более того — я тоже не хочу здесь учиться.

Возможно, я просто стал жертвой общеобразовательной системы. Государственной машины, где каждый одаренный должен закончить Академию, быть поставленным на учет и направленным на соответствующую должность по окончании учебы. Или уйти на вольные хлеба, как это сделал Золотов Николай Николаевич. Он открыл свою лавку и живет припеваючи.

— Это не я решал.

— Я переведу тебя на последний курс. Закончишь Академию в этом полугодии, и молись, чтобы род Юрцевых не успел до тебя добраться к моменту выпуска. Судьба видит, я пытаюсь тебе помочь.

— Нет, нет, нет! — резко вскочил я со стула. — Это так не работает. Не надо выставлять меня должником. Вы пытаетесь помочь себе, а не мне. Ведь Юрцевы будут спрашивать прежде всего с вас. Я не принимаю навязанные вами обязательства.

Глава 4

Вот же прохиндей. Хотел оставить меня должником. Правда, я не совсем понимаю, чего он хотел добиться подобным образом. У меня ничего нет, что могло понадобиться ему в ответ. Или это был задел на очень

далекое будущее?

В любом случае, я не принял его щедрый жест, но на четвёртый курс меня все равно перевели, к восторгу Арины, которой я позвонил, и ко мрачному настроению четверокурсников. Видеть меня в одной аудитории они не очень были рады и даже подготовили сюрпризы выскочке, нарушившему обычный уклад.

Но вот кто действительно был счастлив, так это Баструкова Ирина Алексеевна. Она уже предвкушала скорую и неотвратимую месть.

На выходные мы выбрались в соседний городок. Обещания надо выполнять, и я собирался купить Велимиру коммуникатор, немного приличной одежды и накормить мороженым, пока не ударили первые заморозки.

Хотя поговаривают, что истинные сибиряки едят мороженое и в лютый мороз, но я парень южный, горячий, и повторить этот подвиг никогда не отважусь.

За эти полтора месяца я привык к мальчишке. Он привык ко мне. Я порой даже ловил себя на мысли, что этот курчавый черноволосый пацан с серо-голубыми глазами стал мне глубоко симпатичен. Его судьба отчего-то волновала меня с каждым днем все сильнее и сильнее. И оставить его после моего выпуска без защиты среди гадюшника высокородных тварей я не собирался. Я просто не мог себе этого позволить.

— А у тебя есть опекун? — в тот день спросил я.

Веля сидел на лавочке рядом и увлеченно лизал огромный шарик мороженого, который едва помещался в вафельный рожок.

— А-а-а? — неохотно отвлекся он от приятного занятия. — А кто это?

— Это тот, кто у тебя вместо мамы и папы.

— А, нету, — ответил он и снова принялся за лакомство.

— А тот священник? Он тебя просто так взял к себе?

— Ага.

— А дом, где бабушка жила, это все куда делось?

— Не знаю, — совершенно безразлично пожал он плечами.

— Комм нравится? — переключился я на другую тему. — Сам в нем разберешься?

— Разберусь. Спасибо.

Я не пожалел денег на пацана. Купил ему неплохой коммуникатор из среднего ценового диапазона и сразу вбил туда свой номер. Выбрали зимнюю и осеннюю куртки, две пары джинсов, футболки, майки, трусики и все, что было необходимо. Я не особо разбирался в этом деле, но справедливо предположил, что Велимиру нужно ровно то, что нужно мне. Из этого и исходил. Ариша, конечно же, могла приодеть пацана гораздо лучше, но имеем что имеем.

Все приобретенное добро уместилось в новый рюкзачок за спиной Вели и в два пакета, которые я нес в руках.

— Голоден? — на всякий случай спросил я.

— Неа, — отрицательно кивнул он.

— А я голоден. Я, как ты, мороженым наедаться не могу. Пошли, зайдем в какое-нибудь кафе.

По дороге мальчик все время инстинктивно протягивал мне руку, но я мягко отодвигал ее. Но мне было приятно. Высшая степень доверия ребенка — это когда он протягивает тебе свою руку.

— Ты не настолько маленький, Веля, чтобы мы за ручки держались, — мягко напоминал я ему каждый раз, но при переходе через дорогу за руку все-таки брал.