Один день Христофора
Шрифт:
"Что существует, то и живет, а что живет, то не мертво..."
Христофор сел на камень, потом лег... он лежал и говорил...
Тьма становилась все более ощутимая...
Увидев в ней некое смутное движение фигур, Христофор попытался встать...
Танцуя, женщины эфиопки окружили его...
Христофору хотелось обнять их, хотя лучше было бы ему не желать этого...
* * *
"Прошло сорок дней...
Я все еще в склепе...
Если прежде я не существовал, откуда у меня эти воспоминания?.. от кого я получил это совратимое и изменчивое по необходимости бытие?..
Бог дал, а что дано, может быть отнято...
Помню, Философ говорил, что бог раскрыл ему и перечислил все человеческие бедствия, от которых свободны одни, и которым подвержены другие...
Есть некие невидимые силы, которым поручена забота обо всех земных существах...
Нужно верить, что среди этих существ есть немалое число преисподних существ, видимых и невидимых...
И все они сотворены через Христа и во Христе... он влился во все сотворенное благодатью...
В сотворенном нет ничего случайного, несправедливого...
Христос осветил и изъяснил тайное, имеющее смысл, отворил замкнутое, куда философы стучались и не могли достучаться, ибо нет у них веры...
Почему я родился не среди греков или эфиопов?.. не я же выбрал себе сам место, где мне родиться?.. или я?.. тогда и мир я сотворил...
Бог дал свободу тварям творить благо или зло соответственно движениям и расположению души...
Так появилось разнообразие тварей, распределившее их по тем местам, какие они занимают, сообразно заслугам, и если они будут угодны богу...
Бог все и всегда делает и распределяет по справедливости... в это нужно верить...
Кто очистит себя, находясь в этой жизни, тот будет приготовлен к благодати воскресения, получит тело и место в Греции или в стране эфиопов, или станет духовным во славе и силе, не подверженным мучениям и страстям плоти и крови, способным обитать и на небесах ради бога...
Тем же, кто заслужил преисподнюю, и был осужден на мучения, тоже станут нетленными через воскресение, и не будут распадаться в прах даже от огня геенны...
У каждого грешника свой огонь, а грехи это трава и солома для этого огня...
Буду гореть и я... и мои воспоминания грешника, обвинения и свидетельства, и все мои гибельные настроения..."
* * *
Дядя Гомер, мой воспитатель, он как бог, испытал все человеческое, если я не ошибаюсь... правда, он не исцелил слепорожденного и не воскресил смердящего мертвеца... и никто не спрашивал его, он ли тот, который должен прийти, или ожидать нам другого...
Он побудил меня к вере, повествовал о делах Иисуса, о его ранах, страданиях, о его глаголах, которых никто не
Философ называл трактат дяди Гомера евангелием, стоящим у двери, стучащим, желающим войти в душу каждого как благовестие...
Не все дядя Гомер мне открыл и возвестил, ушел, передал мое воспитание Философу, ставшему его образом и тенью, и не призрачной, когда я был еще младенцем, ожидавшим приуготовления, чтобы вместить в себя бога и его таинства, намеки, ради спасения и божественного обетования...
Мои писания дядя Гомер называл плетением словес, в которых можно запутаться ногами, став не человеком бога, а человеком сатаны, и жить для греха...
Писатель должен благовествовать, а не смердеть... сказав сие, он закрыл мою книгу историй, отдав ее мне, сел на камень, еще теплый от солнца, которое зажгло этот день, что не удивительно...
День был светлый, от бога, а ночь от сатаны, для людей, подавляемых заботами, богатством и наслаждениями, которые не плодоносят...
Я терпел от них насмешки, и даже побои...
Случалось и такое...
Бог делал так, что я вспыхивал весь, как купина неопалимая, и люди, нападавшие на меня, разбегались в ужасе...
Так странно воссияв, я кричал им в след:
"Не бойтесь прилепиться ко мне, отпавшие от меня..."
Помню, с этим криком я и очнулся от этого сна, если это был сон, чтобы провалиться в яму другого...
У меня было много снов, в которых мне было 7, 14, 21, 28, 35, 42 и 49 лет...
Очнулся я в 73 года и увидел свои облики, выстроившиеся передо мной...
Чего только не снится старикам, которым осталось только созерцать...
Помню, я видел город, море и небо над ним... мне не было еще и одного полного дня, я стенал и мучился... и я все еще мучаюсь, покорившись жизни и суете не добровольно, но по воле покорившего меня...
Родился я ночью в пятницу...
Еще не связанный с действительностью я лежал на ложе, от которого я на некоторое время отрывался, витал, мне открывалось некое ослепительное, сверкающее великолепие... оно пугало меня и я вновь возвращался в царство теней, тусклое, скрытое от посторонних, в котором я предпочел бы остаться, если бы у меня был выбор...
Я спал и очнулся на ложе, внезапно пробужденный своими же криками и был встречен принужденной улыбкой повитухи, делавшего то, что она привыкла делать...
Я затих, я оглядывал вещи... мне еще придется извлекать из них смысл осторожными предположениями, собирать их историю, рассеянную по разным источникам, когда я стану писателем...
Меня будет интересовать поэзия, театр и женщины... у меня будут привязанности, хотя мне трудно представить свою роль в этой еще скрытой от глаз истории, напоминающей театр теней...