Один из многих
Шрифт:
– В Большую Мещанскую!
– ---
Званинцев проснулся, но лежал еще в постели.
Комнаты его были убраны со строгой простотой и изяществом, но, по особенной странности, спальня была обита пламенно-красным штофом.
Перед спальнею был кабинет, в средине которого стоял огромный письменный стол, а по стенам шкафы с книгами.
Званинцев курил сигару и пил чай.
– Не принимать сегодня никого, кроме Воловского, - сказал он своему слуге.
– Слушаю-с, - отвечал тот и хотел
– Сходи сегодня к Мензбиру, снеси туда книги, которые я приготовил на столе, и отдай кому-нибудь, сказавши, что это от меня барышне; ступай сейчас и пошли Ивана.
– Слушаю-с, - сказал опять лакей и вышел. Через полчаса раздался звон колокольчика.
– Кто был?
– спросил Званинцев другого вошедшего лакея,
– Какой-то чиновник, - отвечал тот, ибо в Петербурге слово "чиновник" заменяет московское слово "барин" для обозначения каждого, кто одет не в длиннополый сюртук.
– Кто такой?
– Не знаю-с, фамилии не сказал, и оставил вам записку.
– Подай!
Званинцев пробежал записку и спросил опять:
– Что? он ушел?
– Ушел-с!
– Нельзя ли его воротить? Лакей побежал в переднюю.
– Что за странность!
– подумал Званинцев, перечитывая опять записку: "Человек, видевший вас только раз, имеет нужду вас видеть".
– Это любопытно.
Вошел Антоша.
Званинцев поклонился ему без всякого удивления, но спросил его довольно сухо:
– Что вам угодно?
– Мне нужно говорить с вами, - отвечал тот, невольно потупляя глаза перед строгим взглядом Званинцева, и дрожащим голосом.
– Ну-с, я вас слушаю...
– сказал тот, опираясь подбородком на руку и не спуская с Антоши глаз.
– То, о чем я буду говорить с вами, так странно...
– Нужды нет.
– Вы богаты...
– Гм! вам, верно, нужны деньги?
– Вы бросаете тысячи.
– Прямо к делу. Вам нужны деньги?
– Да, - сказал Антоша, с твердостию встречая взгляд Званинцева насмешливый и суровый.
– Хорошо, я не стану вас спрашивать даже, на что вам нужны деньги, деньги вещь очень важная, но сегодня я еще могу их бросить. Много ль вам?.. тысячи три, четыре?
– Две, - спокойно сказал Антоша, - но так я не возьму ваших денег, вы должны меня выслушать.
– К чему?
– Вы должны меня узнать, - настойчиво сказал Антоша.
– Я вас знаю, - спокойно отвечал Званинцев.
– Как паразита Сапогова?
– На что вам? не все ли вам равно?
– Нет, я не возьму ваших денег, - проговорил твердо Антоша, вставая со стула, на который он сел без приглашения.
– Безумец!
– заметил с грустной улыбкой Званинцев.
– Безумец! повторил он.
– Ну, утешьтесь, я знаю вас, как безумца.
Несмотря на язвительную
– Отоприте этот ящик, - начал ласково Званинцев, подавая Антоше ключ и указывая на ящик, стоявший на столе подле постели.
Антоша отпер.
– На левой стороне депозитки, {18} берите ими, да берите уж тысячу серебром, что за глупое жеманство?
Антоша отсчитал молча. Званинцев внимательно глядел на его лицо, но не заметил на нем и признака радости. Казалось, молодой человек совершал какую-то тяжелую обязанность.
– Вам тяжело, я вижу, - сказал Званинцев важно, - ну, что же делать, сами виноваты. Помните, что деньги - все.
И потом, подумав немного:
– Мне надобно вас взять в руки, - сказал он с улыбкою.
Антоша взглянул на него, и в его взгляде было много благодарности, хотя нисколько не унижающейся.
– Переезжайте ко мне, - опять начал Званинцев.
Антоша схватил его руку.
– Вы еще молоды, но в вас много благородства, много силы, много свободы, - говорил Званинцев.
– Садитесь и пейте чай.
И через час беседы, в которой молодой человек передавал впервые другому человеку исповедь своих мук, своего унижения, казня беспощадно самого себя, - он был уже чист, светел и горд, как за пять лет назад, - он был уже почти равен своему идеалу.
Антоша уехал с тем, чтобы воротиться через два часа.
Лакей, которого Званинцев посылал к Мензбиру, возвратился и донес, что встретил барышню у ворот, выезжавшую в коляске с какой-то дамой.
– Куда?.. не знаешь?
– спросил Званинцев.
– Не знаю, говорили только, что ужо в Кушелевом будут.
Через полчаса Званинцев оделся и вышел, оставив на имя Позвонцова записку, в которой просил его распоряжаться как дома в свое отсутствие.
– ---
В Кушелевском саду опять раздавалось новое оглушительное попурри Германа. На скамьях против оркестра сидело много дам, жительниц дач большею частию, одетых в неглиже, требовавшее, кажется, не менее трех с половиною часов времени. За ними стояли гвардейцы и говорили очень громко, разумеется по-французски. Было еще семь часов.
Налево сидела Лидия Мензбир, с какою-то дамою средних лет, очень незамечательной наружности. Она, видимо, скучала, потому что не было никого из ее поклонников, к пошлостям которых она привыкла. Ей было досадно, что кругом ее раздавались любезности, которых предметом была не она, и притом на языке, вовсе ей непонятном. Ее родственница молчала, она молчала также.
Но вот мимо ее прошел и Званинцев, прошел и едва заметно кивнул головой.
В эту минуту она его ненавидела...
– Скучно, тетенька, - сказала она вставая, - поедемте.