Одиннадцатая могила в лунном свете
Шрифт:
Во мне поднялась волна восторга. Не злорадного, а скорее смешанного с недоумением. Скажи мне кто-то два года назад, что я буду проводить ночи с этим мужчиной… Ну, я бы поверила, конечно, но только потому, что с первого же взгляда предложила бы ему свои услуги. А вот если говорить о тех же ночах, но с точки зрения брачных уз… О лучшем и мечтать нельзя.
Тем временем Рейес зашел в мужской туалет и меня затащил туда же.
— Здрасьте, мистер, — разыгрывая скромницу, проговорила я и невинно похлопала ресницами. — Мне нельзя говорить с незнакомцами. И ходить в туалеты
Прижав меня к груди, Рейес впился в мои губы, подарив поцелуй, на который явно надо было повесить табличку «Только для взрослых». В уборной оказался Донни — наш бармен. Закончив свои дела по маленькому, он вышел, но руки не помыл. Надеюсь, алкоголь их простерилизует. Правда, понять его можно. Поцелуй был очень чувственным. С эротическими полутонами и сексуальным донельзя уклоном в нуар.
Оторвавшись от меня, Рейес заглянул мне в глаза.
— Продолжишь в том же духе — затащу тебя в кабинку.
— Ты такой романтик!
Честно говоря, после поцелуя я едва дышала, поэтому вариант с кабинкой прозвучал очень даже заманчиво.
— Готова?
— К туалетному сексу? На все сто, черт возьми.
Губы Рейеса сложились в улыбку, очень похожую на ту, что я видела в день гинекологического обследования с помощью кухонной утвари. От предвкушения я прямо-таки растаяла. Точнее начала таять, пока муж не взял меня за руку со словами:
— На этот раз я перемещу нас обоих.
Внутри меня и вокруг завихрилась неземная буря, а мгновение спустя я ослепла от яркого солнечного света, какого отродясь не видела. А ведь я, на секундочку, из Нью-Мексико. Глаза улавливали лишь один оттенок синего и один оттенок желтого.
Все еще цепляясь рукой за футболку Рейеса, другой я прикрыла от света глаза. Окружающий мир постепенно прояснялся. То есть он и до этого не расплывался, зато теперь я все поняла.
— Мы в пустыне.
Рейес кивнул. Сам он и не потрудился осмотреться по сторонам, а вместо этого почему-то смотрел на меня.
— Господи, Рейес… — Я стала поворачиваться вокруг своей оси. — Это поразительно!
Нас окружали лишь две вещи: небо такое синее, что как будто сияло изнутри, и пустыня такого богатого золотисто-рыжего цвета, что от увиденного захватывало дух. Ноги тонули в песке, и вокруг них образовывались песчаные холмики. Взяв горсть песка, я стала смотреть, как он сыплется сквозь пальцы, а потом упала на колени, и колени тоже нырнули в бескрайнее тепло.
— Мы там, где я думаю?
Рейес присел рядом.
— Если ты думаешь о Сахаре, то да.
У меня отвисла челюсть. Я стояла на коленях посреди самой Сахары!
— Даже не знаю, что сказать. Никогда в жизни не видела ничего настолько… идеального.
— Я привел тебя сюда не просто так.
— Да неужели?
Усевшись на задницу, я принялась играть в самой огромной в мире песочнице.
Муж все еще пристально смотрел на меня, а я гадала, что он обо мне думает. Должно быть, я казалась ему жалкой неудачницей, потому что снова и снова ковыляла по его миру и спотыкалась, как ребенок в ходунках натыкается то на стены, то на шкафы, то на коленки
Внезапно накатила неуверенность в себе. Пришлось встряхнуться. Наверняка все дело, блин, в Сахаре. Если в мире существует нечто, что способно заставить человека почувствовать себя абсолютно ничтожным, то уж точно огромная территория земли. Прекрасная и в то же время смертельно опасная.
Я бросила раскаленный песок Рейесу на джинсы.
— Мог и предупредить. Солнцезащитные очки тут бы очень пригодились.
Сверкнув идеальными зубами, он набрал в ладонь песка, который тут же стал сыпаться сквозь длинные сильные пальцы, и приступил к главному уроку:
— Возьми одну песчинку.
Я сгребла рукой целую горсть и с гордостью показала мужу.
Он терпеливо улыбнулся, а я стала высыпать песок, чтобы на ладони осталась одна-единственная песчинка. Пришлось отряхнуть руки и начать все сначала. В конце концов после невероятных усилий у меня на ладошке осталась одна песчинка. Я назвала ее Дигби.
Рейес отобрал у меня Дигби, и я не на шутку расстроилась. Ради этого парнишки я старалась изо всех сил!
Положив Дигби себе на ладонь, Рейес протянул его мне:
— Ровно столько в тебе человеческого.
— О’кей.
— Посмотри вокруг.
Я послушалась, а потом опять уставилась на мужчину, которого всегда считала вменяемым.
— Если сравнить тебя с пустыней, то эта песчинка представляет то, что есть в тебе от человека.
— Не понимаю. Да и не может такого быть! Я человек и всегда им была.
— Значит, по-твоему, ты… кто? Наполовину человек и наполовину бог?
— Вообще-то, еще несколько месяцев назад я считала, что на девяносто девять процентов я человек и на один — ангел смерти. А потом мне сказали, что этот один процент поделен две части. Одна от жнеца, вторая от бога.
— Ты не можешь быть наполовину жнецом. Это как сказать, что почтальон — наполовину человек и наполовину почтальон.
— Или что адвокаты — наполовину люди и наполовину демоны? Сто раз такое слышала.
Уголок красивых губ потянулся вверх.
— Вроде того. Быть жнецом — твоя работа, а не наследие, за неимением более подходящих слов. Но нельзя быть получеловеком и полубогом одновременно. От человека в тебе — одна песчинка посреди девяти миллионов квадратных километров, которые составляют площадь этой пустыни. Божественная часть в тебе слишком сильна. И тебе нужно с этим смириться.
Я поглазела на Дигби.
— В голове не укладывается.
— Ты продолжаешь говорить так, словно твое человеческое тело может умереть. И оно может, да, но для этого понадобится нечто очень мощное.
Я встала и бросила Дигби на произвол судьбы, отойдя на несколько шагов.
— Значит, если меня пошинкуют и бросят в щеподробилку…
— Фура тебя убила?
— Нет, но мы же не были материальны. Причем намеренно. А если я потеряю сознание, или меня свяжут…
— Датч, этой песчинке неподвластны размеры и вид пустыни. Она не контролирует ни формирование песчаных дюн, ни их перемещение. Одна песчинка бесконечно мала по сравнению с целой пустыней.