Одиночество вдвоем
Шрифт:
— Логичнее было бы мне дать ключ, — проводит рукой по влажным волосам. Сажусь на кровать, вновь принимаясь наблюдать за ним.
Или изучать?
Душ явно идет ему на пользу. Сразу выглядит «свежее».
Опускаю глаза на пальцы рук, которые держу на коленях тыльной стороной ладони вверх, когда парень бросает на меня взгляд, возвращаясь к креслу:
— Пойдем, похаваем, — не вопрос.
— Эм, я не голодна, — замечаю эту странность, взглянув на него из-за плеча.
— Ты вчера ничего не ела, так что сегодня, так и быть, роль поваренка
Вытираю вспотевшие ладони о колени, поднимаясь с края кровати, когда Дилан идет обратно к двери, всё время вороша пальцами темные волосы, словно рассчитывая, что таким образом сможет пригладить их и избавиться от беспорядка. Открывает дверь, взглянув на меня через плечо, поэтому заставляю себя улыбнуться сжатыми губами и двинуться в его сторону. Главное вести себя нормально. Вот чему меня учил отчим.
— Тем более, мне неловко бродить по чужому дому, — О’Брайен говорит слишком беспечно, поэтому действительно хихикаю, качая головой:
— Правда? — торможу в шаге от него, смотря ему в глаза. Дилан щурит глаза, хмурясь:
— Считаешь меня невоспитанным чурбаном?
Я киваю, не выдерживая, и пускаю смешок:
— Ага.
Парень отводит взгляд в сторону, усмехнувшись краем губ. Переступаю порог, сразу же обнимая себя руками. Намного холоднее, что не должно вызывать удивления. Дилан прикрывает дверь, сует ладони в карманы и странным образом топчется на месте, ожидая, что я пойду вперед. Так и поступаю, не давая ему даже подумать, что со мной что-то не так, хотя, кажется, я и без того создаю впечатление странной личности. Спускаемся по лестнице. С кухни доносится противный кашель с мокротой. Сжимаюсь, скованней двигаясь. Ногами ступаю по полу первого этажа, внимательно прислушиваясь к шагам Дилана, чтобы убедиться, что он не отстает.
Не хочу одна заходить на кухню.
Но приходится сделать шаг первой. Медленно заглядываю на кухню, практически не шевеля руками, которые сильно прижаты к моему животу. Взгляд тут же утыкается в спину широкоплечему мужчине, тот курит, сидя за столом, и подносит рюмку к губам, опустошая. Резко поворачивает голову, устремив на меня злой взгляд, отчего сразу делаю шаг назад, врезаясь спиной в грудь О’Брайена, и поднимаю на него глаза:
— Я не голодна, — горло болит, поэтому голос охрипший.
Я правда не хочу кушать. Чувствую себя нехорошо.
Дилан ничего не отвечает, но лишь закатывает глаза в потолок, надавив мне на плечи руками, и это действие полностью подкашивает меня. Отскакиваю от парня подальше, быстро проходя по кухне к холодильнику. Ладонь сама тянется к плечам, начинаю пальцами мять их, пытаясь справиться со скачущим сердцем в груди.
Дыши. Просто, дыши.
Ненавижу, когда меня трогают.
Не поворачиваю голову, не желая вновь встречаться с взглядом отчима, который, я чувствую, смотрит на меня. О’Брайен совершенно спокойно проходит ко мне, открывая холодильник, из-за чего делаю шаг в сторону, стараясь не смотреть лишний раз
— Вот, — Дилан достает упаковку бекона. — Ты ешь бекон?
Хочу дать внятный ответ, но отчим подает голос, отчего по спине бегут сотни мурашек:
— Она такое не ест, — тон грубый, холодный.
О’Брайен бросает на него взгляд, усмехнувшись:
— А я не пью коньячок с утреца, и что? — что ж, соглашусь, его невоспитанность очень даже кстати сейчас. Парень кладет упаковку на столешницу, спрашивая:
— Яичницу будешь?
Потираю запястье руки, откашливаясь:
— Я не голодна, — твержу одно и тоже, но кто меня слушает?
— Будешь, — как-то ровно проговорил Дилан, достав из холодильника пару яиц, и закрыл его ногой, подойдя к плите.
Я не ем яйца, не ем бекон. Отчим запрещает, ведь это вредит фигуре.
А он любит «кости».
Не знаю, куда податься: мне не хочется стоять близко к мужчине, но и сохранить расстояние между мной и Диланом стоит. Парень ставит сковородку на плиту, чувствует, по всей видимости, себя прекрасно и ничего его не стесняет:
— Разбей яйца, — не просит. Тон совершенно иной. Я поднимаю на него взгляд, хмурясь, и парень продолжает, усмехнувшись:
— Думала, я буду всё один делать? — он всё-таки улыбается, когда закатываю глаза, взяв одно яйцо в руки. Верчу, кручу, а понять, как их разбивать — не могу. Никогда не готовила их, завтраком обычно Мария занималась. Смотрю на продукт, как на чудо света, нажимаю пальцами, напряженно следя за тем, как скорлупа трескается.
— Эм, Эви, — Дилан почесал висок пальцем.
— А? — смотрю на него, сильнее сжимая бедное яйцо, которое «разрывается» в моих руках, вытекая на пол. Мы оба опускаем глаза вниз, и я слышу, как отчим пыхтит, еле сдерживая крик:
— Гребаная… — подносит рюмку к губам, краснея на глазах.
— Извини, — прошу у Дилана, немного опешив. Тот откашливается:
— Мой тебе совет — это лучше делать над сковородкой, — делает шаг назад, жестом предлагая мне встать ближе к плите. Я кладу остатки скорлупы на столешницу, рассматривая липкие пальцы. О’Брайен протягивает мне второе яйцо, но отказываюсь, теряясь:
— Нет, у меня вряд ли выйдет…
— Черт, просто бери, — сует мне в ладонь, заставляя всё же взять. Качаю головой. Таким образом все яйца закончатся, а отчим их любит.
Начинаю нажимать пальцами на скорлупу. Масло уже шипит на сковородке, поэтому капельки, что разлетаются во все стороны, обжигают кожу. Давлю, хмуря брови, ведь действительно хочу, чтобы у меня получилось.
— Как ты вообще выживаешь, если даже яичницу готовить не умеешь? — Дилан делает шаг ко мне, стоя сбоку, и касается пальцами моих пальцев, видимо, хочет показать мне, как нужно делать, но от прикосновения, даже такого простого, вздрагиваю, дернув плечами, и отпускаю яйцо, которое падает на пол, разбиваясь. Замираю, прислушиваясь к тому, как тяжело дышит отчим за спиной, скрипя зубами от растущей злости. Его терпения не на долго хватит…