Одинокая леди
Шрифт:
Я закрыла дверь и почувствовала, что больше не могу бороться с тошнотой. Мне удалось добежать до ванной...
Потом, не раздеваясь, я рухнула на кровать и отключилась.
Глава 14
Я стояла в чем мать родила, а они глазели на меня, словно я была куском мяса. Я пыталась прикрыться руками, но как бы я ни поворачивалась, я не могла избежать их глаз. Тем более, что безжалостные лучи юпитеров впивались в меня со всех сторон.
Как ни странно, но из всех мужчин, глазеющих на меня, меньше всего
Но вот те, кто знал меня... Кроме того, меня не очень смущало и то, как они все одеты, а на них была полная форма игроков американского футбола: шлемы с забралами, наплечники и яркие майки с номерами. У всех был один и тот же номер — жирная черная единица на спине. Но самое странное в их футбольной форме заключалось в том, что тяжелые, длинные специальные трусы непонятным образом не имели передней части, и поэтому у всех болтались огромные, почти до колен, мужские причиндалы.
Внезапно все они встали в кружок и что-то там забормотали. Я попыталась расслышать, что они шепчут, но не смогла разобрать ни слова.
Затем они разбежались и заняли места на поле, как и положено перед началом игры.
В линии центровых единственный, кого я узнала, был Гарри Крег. За центровыми стояли полузащитники. Тут я узнала Джорджа Фокса. Среди защиты оказались Чэд и Джон, и дальше всех, чистильщиком, стоял Уолтер.
Джордж подпрыгнул и жестом указал мне на Гарри. Повинуясь какому-то внутреннему побуждению, которое мне так и осталось непонятным, я подбежала к линии центровых, встала на колени и просунулась между ног Гарри. Затем, согнувшись, поджала колени к груди и, втиснув голову почти в самый низ живота, превратилась в футбольный мяч.
Затем я услышала, как застонал Гарри — он согнулся, просунул руки мне под мышки и крепко ухватил меня за груди. Потом уперся мне в ягодицы коленями. Я немного приподнялась, и он, застонав опять, проник в меня на всю неимоверную длину своего члена. Как ни странно, но я ничего не почувствовала — ни удивления, ни желания, ни возмущения. А он тем временем взорвался во мне. Его сперма — я это чувствовала — потекла по моим ногам.
Джордж закричал диким, хриплым голосом: «Пас!»
И сразу же меня перебросили к ногом Джорджа, и я оказалась в его руках. Они были грубыми, корявыми, совсем не похожими на те наманикюренные, ухоженные руки, которым он, как я помнила, уделял столько внимания. Все еще находясь в виде мяча, я почувствовала, как его новые грубые руки просовываются к моим грудям, подхватывают меня и насаживают на его член. И тут он побежал по полю, держа меня так, что с каждым шагом член то входил, то выходил из меня.
Через мгновение я услышала крик Уолтера:
— Передай ее, отделайся от нее! Передавай!
Но в этот момент Джордж взорвался во мне, и его оргазм подбросил меня в воздух, словно снаряд из миномета. Я почувствовала, что лечу и одновременно верчусь в воздухе, а приятный ветерок охлаждает мою кожу.
А я все летела и летела и вдруг почувствовала, что я — свободна!
Рядом со мной летело что-то, похожее, пожалуй, на птицу. Ничего, кроме
Затем я начала падать. Я взглянула вниз. Чэд и Джон бежали к центру поля. Я услышала, как кричу во всю глотку, но крик оставался в моей голове и не вырывался наружу. Я стала умолять ветер подхватить меня, не дать мне упасть, но я продолжала падать и падать... А они приближалсь, и наконец, я смогла различить под шлемами их лица, зеленые от желания.
Крик, который был запрятан в моей голове, наконец вырвался из нее наружу через горло и обрушился на них:
— Нет, нет! Я не играю в эти игры, я не футбольный мяч!
И тут я проснулась. Замерзшая, но одновременно потная, трясущаяся, вся в слезах. Некоторое время я тупо таращилась в темноту, затем, все еще дрожа, я потянулась и зажгла лампу на столике у кровати.
Призраки сна рассеялись в свете лампы. Я оглядела себя. Платье было измято и практически погублено — подол порван в месте, где он зацепился за мой острый каблук. Я взглянула на часы — почти пять утра. Еще два часа — и за мной приедет машина, чтобы отвезти на студию... Во рту все пересохло. Я выбралась из постели и побрела в ванную.
Первым делом я вычистила зубы и хорошенько прополоскала и продезинфицировала рот. Потом стала рассматривать себя в зеркале.
Глаза набрякли, а лицо осунулось и приобрело землистый оттенок. Я уставилась на себя с отвращением. Потребуется по крайней мере два часа, чтобы сделать себя презентабельной.
Я пустила воду в ванну, и пока она набиралась, достала крем и стала стирать остатки вчерашнего грима.
Руки дрожали, и я, не думая, автоматически потянулась, чтобы взять таблетку транквилизатора и принять. И вдруг остановилась. Меня словно обухом ударило! Последнее время я жила то на таблетках, то на выпивке — уж не отсюда ли этот безумный, психушечный сон?
Другого объяснения я не нашла. Поэтому сунула таблетку обратно в баночку. Существуют и другие, более здоровые способы оставаться в рабочем состоянии.
Я провела два часа в гримерной и у парикмахера. Мне подцветили волосы и брови, покрыли все тело тоном, отчего оно стало словно отлитое из светлой бронзы. Затем начались поиски костюма. Они остановились на коротком прилегающем платье из замши, прошитой яркой цветной нитью. Они называли это убожество костюмом Дебри Педжет — видимо, она снималась в нем, когда играла роль матери-индианки в старом фильме Джефа Чэндлера.
К десяти утра меня доставили на машине на съемочную площадку.
Чэд подошел к машине и поцеловал меня в щеку.
— Ты выглядишь потрясающе. Сенсационно! — сказал он. — Хорошо спала?
Я кивнула.
— Чудесно, — сказал он и представил меня человеку, который подтрусил к нам иноходью. — Это твой режиссер Марти Райэн, А это Джери-Ли Рэндол.
На Райэне была застиранная голубая рубашка и ковбойские джинсы.
Рукопожатие его оказалось крепким.
— Рад познакомиться, Джери-Ли, — сказал он с сильным западным акцентом.