Одинокая леди

Роббинс Гарольд

— Очень приятно, — церемонно ответила я.

— Готовы к работе? Я молча кивнула.

— Замечательно, — сказал он. — Мы тоже готовы и можем снимать первый эпизод с вашим участием.

Я почувствовала, как меня начинает охватывать паника, но усилием воли подавила ее.

— Я получила сценарий только вчера поздно вечером, — сказала как можно спокойнее. — И у меня не было ни малейшей возможности хотя бы просмотреть его. Так что я не знаю ни слова из роли.

— Нет никаких проблем! — заверил он

меня. — В этом эпизоде у вас нет диалога. Ни одного слова. Идите за мной!

Я последовала за ним.

Мы подошли к тому месту, где стояла съемочная аппаратура. За ней, как выяснилось, начиналась «индейская деревня», уже выстроенная декораторами.

С десяток людей в индейских костюмах сидели у деревянного упаковочного ящика и играли в карты. Чуть дальше, у загона для скота, двое парней в ковбойских джинсах занимались лошадьми.

— Эй, Терри! — крикнул режиссер, — давай сюда ее лошадку!

Ковбой, который был ниже ростом, подощел к большой белой лошади, взял ее под уздцы и направился к нам.

Пока он вел лошадь, режиссер провел со мной режиссерскую работу:

— Эпизод абсолютно простой: вы выходите из вигвама — во-он того, — оглядываетесь, затем подбегаете к лошади, прыгаете в седло и галопом скачете прочь. Я уставилась на него, ошеломленная в такой степени, что не могла вымолвить ни слова.

— Все это звучит куда более сложно на словах, чем будет на самом деле, — постарался объяснить он. Наконец, я сумела хотя бы покачать головой.

— Кто-то сделал огромную ошибку. Он взглянул на меня с удивлением.

— Что вы хотите сказать?

— В том сценарии, который я читала несколько дней назад, не было ни одной сцены на лошади.

— Мы переписали сценарий так, чтобы у вас появилось больше материала для роли, — сказал он. — Теперь у вас одна из ведущих ролей. По сути дела, теперь вы — вождь племени. Вы взяли на себя руководство, потому что ваш отец лежит раненый.

— Звучит потрясающе, — сказала я, — за одним исключением: я не умею ездить верхом.

— Что вы сказали?

— Я никогда не ездила верхом. Он тупо уставился на меня. Подошел Чэд, видимо, почувствовав, что у нас что-то не так.

— В чем дело? — крикнул он, приближаясь. Режиссер ответил ему уныло:

— Она не умеет ездить верхом.

Чэд уставился на меня в крайнем изумлении.

— Ты — не ездишь?

Я яростно потрясла головой.

— Я даже ни разу не сидела на этой штуке.

— О, дерьмо собачье! — взвился Чэд. — Какого черта ты мне ни слова не сказала раньше?

— Вы никогда не спрашивали меня, — ответила я, — И кроме того, в том сценарии, который я читала у вас, ни слова не говорилось о сценах в седле.

— И что мы будем теперь делать? — спросил его режиссер.

— Снимем дублера, — сказал Чэд.

— Отпадает, — сказал режиссер,

как отрезал. — Это телевидение.

Каждый кадр — крупным планом. Так что нет ни малейшей возможности снимать дублера.

Чэд повернулся к ковбою.

— Сколько времени понадобится тебе, чтобы научить ее ездить верхом?

Маленький ковбой осмотрел меня с головы до ног щелочками глаз, перекинул жвачку языком от одной щеки к другой, потом цвиркнул длинной желтой слюной в грязь и вынес заключение:

— Если она толковая и будет учиться быстро, то понадобится около недели, чтобы делать то, что вы там придумали в сценарии.

— Мы в полном дерьме! — запричитал Чэд. — Я знал это! В ту самую секунду, когда ты появилась в моем кабинете, я почувствовал, что пахнет бедой.

Я рассердилась.

— Нечего валить всю вину на меня! Начнем с того, что я не хотела соглашаться на эту вонючую роль, будь она проклята! Но вы не желали слышать «нет» ни в коем случае!

— Каким образом, провались оно все в тартарары, мог я предположить, что ты не ездишь верхом? — рявкнул он на меня.

— Единственная лошадь, которую я видела, была запряжена в карету и стояла перед входом в гостиницу "Плаза Отелы> в Нью-Йорке!

— Нет, меня сглазили, — вздохнул Чэд.

— А что мне делать с Куинни? — спросил маленький ковбой, указывая на белую лошадь.

Чэд поглядел на него так, что не оставалось никакого сомнения в том, что нужно делать с этой лошадью и вообще со всем на свете.

— Скажите, она не злая? — спросила вдруг я маленького ковбоя.

— Как дитя, — сказал он. — Любит всех на свете.

— Помогите мне, — попросила я. — Хочу попробовать, как это у меня получится.

Он встал у левого бока лошади, сложил руки замком и сказал:

— Поставьте сюда левую ногу. И перекидывайте через седло правую ногу.

— О'кей! — я сделала так, как он велел, и одно мгновение все шло чудесно. До того момента, как лошадь двинулась, потому что в следующий момент моя нога повисла где-то с другой стороны, потом взвилась в воздух, и я шлепнулась в грязь с правого бока лошади. Та встала.

— С тобой все в порядке? — бросился ко мне Чэд. Я приподнялась и, опираясь на локоть, огляделась.

Грязь облепила и меня, и замечательное замшевое платье, Я перевела взгляд на мужчин.

— Извините, парни! — сказала я светским тоном, и вдруг абсурдность ситуации дошла до меня и я стала хохотать — не смеяться, а именно хохотать.

Чэд решил, что у меня началась истерика, и помог мне подняться на ноги, крикнув при этом, чтобы позвали врача.

— Не волнуйся, не беспокойся — все обойдется, — стал он уговаривать меня.

Но я никак не могла остановиться — смеялась и смеялась, и уже к вечеру меня сняли с картины.