Одиссея жупана Влада
Шрифт:
Уже на выходе из базарных рядов путь славянам преградила очередная толпа – не меньше сотни мужчин вооруженных увесистыми дубинками и топорами. Одновременно со всех сторон в славян полетели камни. Обломок кирпича попал Владу в голову и тот, вытирая кровь из рассеченной брови, зло бросил.
– Довольно!
Первым умер тот самый торговец, с которого все и началось, - накрутив себя сверх всякой меры,смуглый копт кинулся на Влада с палкой. Тут же блеснул меч Форкия одним махом развалив смутьяна на две части. Влад ухватил одну из половин и швырнул ее, брызжущую кровью и внутренностями, в шарахнувшуюся толпу. Брань тут же сменили испуганные возгласы, кто-то попытался убежать, но напиравшие сзади собратья не дали
Какая-то толстуха, из тех, что недавно громче всех поносила славян, повалилась в ноги Владу, смотря на него круглыми от ужаса глазами и что-то лепеча по-своему. Влад, не глядя, дважды занес и опустил меч, после чего переступил через разрубленное на четыре куска тело и пошел дальше. Слева от него кто-то завыл как оглашенный – и, развернувшись, Влад увидел несущегося на него кривого тощего мужика, с жидкой клочковатой бородкой. В руках мужик держал палку, из которой торчал длинный ржавый гвоздь. Влад не стал разбираться, кем этому человеку приходилась убитая женщина – первый взмах меча отрубил руку с палкой, второй – снес бородатую голову. Брезгливо вытерев клинок о рулон ткани с одного из разорённых прилавков, Влад оглянулся в поисках нового противника – однако все вокруг него уже стремительно пустело. Все кто мог, кинулся наутек, те же, кто не успел убежать, валился на колени, униженно моля о пощаде. Влад презрительно сплюнул и вскинул руку, прекращая бойню. Не сразу, но его послушали – славянские воины, мимоходом выгребая из разоренных торговых рядов понравившиеся вещицы, вкладывали мечи в ножны и, вслед за своим воеводой, неспешно уходили с разгромленного базара.
– Не стоило этого делать.
Друнгарий Мануил недовольно посмотрел на Влада, затем кивнул чернокожему рабу и тот послушно наполнил вином золотые кубки.
– Город и так взбудоражен сверх всякой меры, - продолжил армянин, - а теперь они еще больше ненавидят вас.
– Пусть ненавидят, лишь бы боялись, - огрызнулся Влад, опрокидывая в глотку кубок, - что мне оставалось делать - дать забить себя на этом проклятом базаре? Если ты не хочешь, чтобы это повторялось, больше не посылай моих людей патрулировать улицы.
– Боюсь, без этого не обойтись, - покачал головой армянин.
– Такой бой – не для воина!
– Если ты хочешь быть архонтом, то пора привыкать, что в империи собственные подданные могут быть опаснее любого врага, - сказал друнгарий.
– Я это уже понял, - поморщился Влад, - и все же мы пришли сюда воевать с арабами, а не с уличным сбродом.
– С арабами ты все же успел повоевать, - напомнил Мануил, отправляя в рот горсть засахаренных фиников.
– Да и это заняло меньше одного дня, - едко возразил Влад, - кто же знал, что они оставят в городе всего лишь тысячу человек? А с тех пор я воюю только с местными – которые почему-то совсем не рады вернуться под руку басилевса – с чего бы это, кстати? Ладно мы, язычники – но и ваших же, христиан, тут жалуют как бы не меньше.
Они сидели под сенью раскидистых пальм во внутреннем дворе одного из византийских дворцов. Ранееон принадлежал арабскому полководцу, а до него – ромейскому наместнику в Египте. Сейчас в эту же должность вступил сам Мануил. Третьим участником совещания был тучный человек в богатом облачении, расписанном
– Не все горожане считают себя православными, - сокрушенно покачал головой епископ, - среди коптов полно монофизитов и прочих еретиков, готовых скорей отдаться даже проклятым арабам, чем православному воинству. А ваши солдаты, друнгарий к тому же ведут себя здесь как бы не хуже, чем… - он осекся.
– Чем язычники вроде меня?
– усмехнулся Влад, - не сдерживайся, ромейский жрец. Так хоть стало понятно, почему ромеи чувствуют себя здесь как в покоренной стране. Клянусь Перуном, теперь я понимаю, почему христиане проигрывают одну битву за другой – вы же друг друга ненавидите еще больше, чем иноверцев. Я думал это мы пришли сюда за добычей – а греки грабят александрийцев как бы не больше нашего. Неудивительно, что бунты вспыхивают чуть ли не каждый день.
Мануил было хотел что-то возразить, когда во двор вбежал худой человек, в покрытом пылью хитоне. Припав на колено перед друнгарием и, прошептав ему на ухо несколько слов, он также поспешно вышел вон. Армянин мрачно посмотрел на своих собеседников.
– Погромы в еврейском квартале, - сказал он, - Влад, твои люди могли бы…
– Опять я? – возмутился жупанич, - почему ты не пошлешь ромеев?
– Потому что мои люди не станут защищать евреев от христиан, - сказал Мануил, - как бы не стали громить квартал вместе с местными. А ты язычник - для тебя что христиане, что иудеи все на одно лицо.
– Это точно!- хмыкнул Влад, вставая, - ладно, мы сходим. Говорят у евреев всегда много денег – пусть раскошелятся на свою защиту.
– Я не возражаю, - усмехнулся Мануил, переглянувшись с епископом, - выверни как следует карманы у тамошних торгашей.
О близости еврейского квартала Влад догадался по доносившимся до него жалобным причитаниям, вперемешку с оскорбительными выкриками на местном наречии. Вскоре начали попадаться и зримые свидетельства погрома: разоренные лавки, дома с выбитыми окнами, люди с разбитыми в кровь лицами, испуганно прижимавшихся к стенам при виде вооруженных воинов. Прямо посреди улицы плакала простоволосая девушка в разорванном платье, склонившись над неподвижно лежащим молодым человеком. То и дело на улицах появлялись стайки молодчиков самого разбойного вида, при виде славян тут же растворявшиеся в грязных переулках.
– Глядите в оба, - мимолетно бросил Влад, - но не лезьте в драку первыми.
– Как скажешь, воевода, - пожал плечами Стойгнев.
Вскоре они вышли на небольшую площадь, в центре которой находилась синагога. Мануил сказал, что здесь стоит ожидать наибольших беспорядков и это предсказание вполне сбывалось – вокруг затворившегося здания, выкрикивая оскорбления, бесновалось не менее двухсот человек. Кто-то пытался выбить затворенные окна, другие же швыряли на крышу зажжённые факелы. Погромщики были так увлечены своим занятием, что даже не заметили, как на площади появились славяне. Лицо жупанича исказилось при виде черни, схожей до не различения с теми, кто атаковал его людей на базаре.
– Разогнать сброд! – выплюнул Влад.
Боя как такового не было – известие о побоище на базаре уже разлетелось по городу, так что погромщики, при виде славян, разбежались как крысы. Как только опасность миновала, двери синагоги распахнулись и оттуда гурьбой вывалились прихожане, облепившие своих спасителей и рассыпаясь в благодарностях. Особенно усердствовал некий старик в белой льняной накидке с черными полосами, наброшенной поверх долгополого кафтана. Голову прикрывала круглая шапка, из-за которой спускались курчавые черные прядки. Старик рассыпался в словесах, льстиво заглядывая в глаза и цепляясь за руку Влада, пока тот, разозлившись, не рявкнул на приставучего еврея.