Одиссея жупана Влада

Каминский Андрей Игоревич

– Кесарь беспокоится, - сказал он, - понимаешь ли ты, что он не может отдать дочь за язычника?

– Понимаю, - кивнул Влад, - скажи ему, что Григорию не о чем беспокоится. Я приму крещение, как только …закончу кой-какие дела в Греции.

– Ничего иного мне и не хотелось бы слышать, - улыбнулся епископ, - с Богом, сын мой!

Глава 13: В родных краях

– В Африке каждому из вас найдется свое место!

Жупанич Владислав стоял

посреди родного села, окруженный парой десятков своих людей. Иные из них в покинули это село вместе с нынешним воеводой и сейчас они с чувством горделивого превосходства посматривали на своих бедных соплеменников. Сам же Влад среди них выглядел наиболее величаво: в ромейском шлеме, увенчанным султаном из перьев и красном плаще поверх золоченных доспехов с ликом Горгоны. С пояса, украшенного серебряными пластинками, свисал меч Форкия, также в отделанных золотом ножнах.

– С той земли можно собирать урожая в несколько раз больше, чем здесь, - продолжал Влад, - ни в одной стране я не видел столько хлебных полей, столько виноградников и оливковых рощ. И все это может стать нашим – кесарь Григорий наслышан о доблести славянских воев и готов отдать нам эти богатые угодья – если мы поддержим его в войне, что он ведет против арабов.

– Хочешь превратить езеричей в наемников басилевса?! Не бывать тому!

Влад обернулся – к ним подходил небольшой отряд, в доспехах и при оружии. Впереди шел Войко – ныне жупан Войнислав, почти забытый Владом старший брат. Он изменился с тех пор как они виделись в последний раз – некогда статный воин изрядно потяжелел, обзавелся вторым подбородком. Было видно, что меч у пояса Войко нечасто идет в ход.

– Вот кем ты стал Влад – цепным псом у ромеев? – продолжал Войнислав, с ненавистью глядя на брата, - хочешь, чтобы славяне лили свою кровь ради наших исконных врагов.

– Славяне уже проливали кровь за аваров, - спокойно ответил Влад, - каган использовал наших отцов и дедов, многие из которых пали под стенами Царьграда. Но разве не в союзе с аварами мы смогли расселиться на этих землях? Я же предлагаю всем вам новый, более выгодный союз – и новые земли, куда богаче прежних.

– И плата за эти земли - стать холуями у ромеев, - бросил Войко, - хорошо, что отец не дожил до того дня, как ты решил отдать свой народ в рабство.

– Разве раб носит такой плащ? Или такие доспехи? Кесарю нужны не рабы, но воины – поэтому он и приблизил меня к себе, поэтому я и женюсь на его дочери. Не как наемник или раб, но как один из будущих хозяев Африки, зову я свой народ на юг, чтобы разделить с ними власть над той богатой и обширной землей.

Изумленный ропот пробежался средь селян, с восторгом и завистью слушавших Влада. От Войко не ускользнуло и то, что даже среди его дружинников многие внимательно прислушиваются к его младшему брату – и это еще больше разъярило жупана. В ярости он даже забыл об осторожности, сделав несколько шагов навстречу брату и испепеляя его злобным взглядом.

– Ты променял свой народ и своих богов на прелести римской шлюхи, - бросил он в лицо Владу, - но не надейся, что я последую за тобой. Пока еще я правлю езеричами и я же говорю тебе – убирайся в свою Африку или в само Пекло,

в пасть Чернобогу. Никто из племени не станет служить ни тебе, ни твоим грекам - и это мое слово, слово жупана.

– Я боялся, что ты так скажешь, Войко, - с сожалением вздохнул Влад, - боялся и ждал этого. Что же – ты сам помянул Чернобога, а ныне мы воюем по его законам.

Войко, почуяв неладное, потянул из ножен клинок, однако Влад оказался быстрее: сорвав с пояса меч, он диким барсом метнулся к брату. Мгновение – и голова жупана езеричей, с выпученными от злобы глазами, уже катилась по земле, разбрызгивая кровь. Влад с вызовом осмотрел дружинников брата, но среди них, прячущих глаза от его взгляда, не нашлось никого, кто решился бы скрестить меч с новым вождем.

– У Войко не было наследника, - произнес Влад, вкладывая меч в ножны, - а значит, по всем законам Богов и людей, теперь жупан езеричей – я! Есть ли кто-то здесь, кто хотел бы оспорить мое право?

Какое-то время славяне ошеломленно молчали – а потом толпа вдруг взорвалась восторженным воплем, выкрикивавшим славу новому жупану.

От села к селу, подобно лесному пожару распространялась по Морее весть о новом жупане езеричей, вернувшемся во главе большой дружины и теперь собирающего войско на подмогу басилевсу. Сам Влад, к тому времени объявил себя «князем Мореи», подданным африканского кесаря Григория. Ромейский наместник в Монемвасии, услышав эту новость, скрипнул зубами, но вслух своего недовольства не выразил – судя по долетавшим из Константинополя вестям, император Констант не хотел ссориться со своим карфагенским дядей, надеясь на него – и на его будущего зятя, - в войне с арабами.

Впрочем и сам Влад старался не зарываться, ограничившись лишь властью над славянами Пелопонесса, но не претендуя на Монемвасию и иные земли, населенные греками. За исключением Майны – потомки спартанцев сами присягнули на верность Владиславу, обещавшему уважать религиозные чувства майниотов. Утвердившись в Морее, Влад принялся набирать войско из езеричей, милингов и майниотов, а заодно и рассылать посланцев за перешеек, призывая к себе вождей разных славянских народов. Среди пришедших с севера неожиданно оказались и старые знакомцы: воины из тех, кто вместе с Владом брал Солунь и кто был оставлен имв помощь Вештице. Их Влад расспросил с особым пристрастием, но тщетно – никто из них, даже под пытками, не смог рассказать где сейчас находятся Стойгнев и Вештица: после возвращения Солуни грекам эти двое как сквозь землю провалились. Никто не знал и куда сгинули украденные Стойгневом у Влада сокровища Египта.

В один из дней к Владиславу явился Вальфрик - сильно постаревший, но все еще не лишившийся прежнего задора.

– Вижу, что боги по-прежнему любят тебя, сын вождя, - сказал он, - коль уж они позволили тебе стать конунгом и зятем кесаря.

– Пока еще нет, - усмехнулся Влад, - но свадьба не за горами – если боги даруют мне еще одну победу. Ты сам-то как? Пустил корни, завел семью и участок, как собирался?

– Завел, - хмыкнул Вальфрик, - но сейчас от всего нажитого остался только участок – да и тот порос бурьяном. Все-таки не мое это – работать на земле.