Одна душа, много воплощений
Шрифт:
И когда она верила в свой успех, верил в него и я.
На следующем сеансе я погрузил ее в гипноз и отправил в прошлую жизнь. «Я вижу мужчину, — говорила Саманта. — Он — не я, и в то лее время я. Он архитектор, проектирует здания для городской площади, а так лее царские дворцы. Он великолепно разбирается в пространственных соотношениях и геометрических рисунках. Сейчас ему дали особое задание и этот заказ для него самый важный из всех. Возведение этих замысловатых зданий требовало невероятно сложных расчетов, и он боялся, что не справится со своей задачей. Ответы так и не приходили к нему, точнее — ко мне! Он — хороший музыкант, играет для души но вечерам
Она остановилась на полуфразе. Хотя ее глаза оставались закрытыми, на лице явно прослеживалось недоумение. «Подождите минуту. Теперь я не в Греции, я — в Риме несколько столетий спустя. И это — другой мужчина. Инженер-строитель. И снова он — я и не я. Он проектирует здания, мосты, дороги, акведуки. Он знает состав и характеристики используемых материалов, знает, как сделать так, чтобы все его постройки стояли вечно. Он также замечательный математик. Его считают лучшим. И он — действительно лучший. Я так рада за него, готова расплакаться от радости».
«Прерывание» путешествия по одной жизни и переход в другую жизнь на первых сеансах регрессивной терапии — явление весьма распространенное, поэтому я не удивился тому, что Саманта неожиданно перескочила из греческой жизни в римскую. По сути, в этих прошлых жизнях не было ничего особенного — ни великих духовных озарений, ни трагедий, ни травм или катастроф, которые могли бы прояснить происхождение ее нынешней проблемы. Тем не менее, этот сеанс двойной регрессии оказался невероятно важен, потому что Саманта смогла соединиться на эмоциональном и внутреннем уровне с греческим архитектором и с римским инженером-строителем. Она переживала то, что переживали они. Ей было хорошо понятно чувство крушения надежд архитектора. Она также ликовала вместе с инженером, поскольку познала те же чувства в своих снах о будущем. В результате, она сочувствовала самой себе. Она знала, что была архитектором и инженером, и этого для нее было достаточно, чтобы избавиться от своего симптома. В некотором смысле, она уже обладала мощными математическими способностями и навыками в решении проблем, усвоенными в прошлом.
Я сразу увидел, что этот опыт регрессии помог ей по-новому воспринять себя. Она стала гораздо более уверенной в своих словах и поведении. Ее восприятие себя трансформировалось. Я предполагал, что это препятствие она скоро преодолеет, и на самом деле, этот сдвиг в ее сознании почти сразу же проявил себя в мгновенном восприятии понятий математики и химии, которые прежде от нее ускользали.
Благодаря постоянным занятиям с репетитором, уже за следующие тесты по математике и химии оценки Саманты стали лучше, и это добавило ей уверенности. Я продолжал наблюдать ее почти год, затем закончил терапию, убедившись в том, что она достигнет того, что было обещано ей во снах. В конце последнего года обучения в университете она снова пришла ко мне.
— Я это сделала! — воскликнула она.
Я знал, что она имеет в виду, но позволил ей пояснить свои слова:
— Что сделала?
— Поступила на медицинский факультет.
— Молодчина! — сказал я, искрение порадовавшись за нее. — И куда?
Она мне подмигнула и загадочно улыбнулась:
— Как видите, доктор Вайс, в моих снах о будущем не всегда всё правда. Этот университет не в южном штате. Я учусь в Корнелле.
Саманта, будущий врач, проявила сочувствие к тому, кем она была в прошлой жизни, и благодаря
Когда мы с Максом встретились первый раз, он, по правде сказать, показался мне несносным типом, и мы при первой же встрече начали переругиваться. Но я был не единственный, на кого он производил подобное впечатление. Он работал врачом в соседней больнице, и многие из его пациентов и коллег придерживались о нем такого же мнения. Ко мне на лечение его прислала одна из коллег, психолог Бетти Прайджер, решив, что пусть он лучше полечится у меня, нежели у нее. Она говорила, что весь персонал больницы буквально настаивает на том, чтобы Макс прошел терапию.
Едва успев войти ко мне в кабинет, он обрушился на меня как торнадо. «Мне здесь нечего делать! — кричал он, нервно расхаживая перед моим столом. — Это безмозглое начальство больницы решило меня утихомирить. Я бы их всех уволил. Они не дают мне работать!»
Максу было тридцать восемь лет. Высокий, широколицый, с взъерошенными волосы и налитыми кровью глазами, он в своих бежевых слаксах и гавайской рубашке больше походил на бармена, нежели на врача.
— Черт бы их побрал! — продолжал он. — Одна дежурная медсестра чего стоит — типичная тупая баба! Тут у меня больной с менингитом — славный малый, настоящий герой, и семья у него просто супер — ну зовет он эту медсестру (у него рвота), а она будто не слышит — сидит и болтает но телефону. Я уже ору на нее, чтоб повесила трубку, а она, видите ли, заявляет, что сын у нее заболел — и продолжает трепаться. Я ей снова повторяю, а она — ноль эмоций. И когда, наконец, она кладет трубку, — а я, заметьте, дал ей договорить — я уже просто не выдерживаю и кричу, что выбью все мозги из ее дурной башки.
— Когда это было?
— На прошлой неделе. Эта сучка накляузничала на меня. Догадываюсь, почему доктор Прайджер позвонила вам.
— А в котором часу все это вы ей высказывали? — непринужденно спросил я его.
— Было уже за полночь.
— И что вы делали в больнице в столь поздний час?
— Работал. Заботился о своих пациентах.
— Доктор Прайджер говорит, что вы часто опаздываете и что у вас всегда уставший вид. По ее словам, вы берете на себя обязанности ординатора и интерна.
— А что делать, если они привыкли думать задницей. Ведь кому как не вам знать об этом, — доверительно заявляет он мне, облокотившись на мой стол. — Я им до малейших подробностей говорю, что делать, а они вечно все перепутают. Оставить на них больных, значит отправить прямиком в могилу.
Когда я работал в госпитале «Гора Синай», почти все ординаторы и интерны отличались добросовестностью и компетентностью, всегда были готовы помочь и тянулись к знаниям. Познакомившись с ними, я понял, что могу доверять им в пределах их компетентности. Неужели в больнице, где работает Макс, дело обстоит иначе?
— Вы не устаете работать в таком режиме?
— Иногда устаю, — признался он. Наконец, он сел, и даже заметно расслабился, хотя продолжал шаркать по полу ногой. Затем в нем снова вспыхнуло беспокойство.
— Конечно, я устал. А кто бы не устал на моем месте? Если бы вы знали, с какой вопиющей некомпетентностью я сталкиваюсь каждый день, то у вас глаза бы на лоб полезли. Неточные дозировки. Ошибочные диагнозы, неправильные диеты, грубости, сплетни, грязь на полу, ошибки в занесении клинических данных… — Тут он заглох, словно мотор.