Одна из них

Ромм Катерина

Последний узел не поддавался. Пошло всё к чёрту. Плед наконец соскользнул с тонкого матраса и накрыл половину её измученного тела. Мари забралась под плед с головой, прижала к себе кулёк и свернулась калачиком. Хотелось думать о хорошем, не падать духом, быть сильной, но у неё не осталось сил. Любой светлый момент отзывался в душе глубокой раной. Кассандра – она её больше не увидит. Была ли Кассандра всегда с ней честна? Смогли бы они остаться вместе в посёлке или судьба закинула бы их в разные концы страны? Что ж, она ведь ей даже не сестра! О родителях думать… Об отце! Который, верно, их вовсе не любит, иначе бы не бросил. О

нет, возразила бы мама, он не бросал… Ложь! Когда они в последний раз его видели? И мама… мама тоже хороша – запирала их дома одних, когда они были ещё совсем маленькие. В шкафу у неё всегда стояла бутылка виски, Мари это знала. И отец знал. Даже Стафис знал! Бедный Стафис, один с маленькой сестрой, теперь потерял её, Мари, навсегда… О, Стафис! Она ведь столько дней о нём не вспоминала, специально старалась не думать, чтобы не разбивать себе сердце, но теперь уже поздно, всё пропало, осколки, осколки, по осколкам голыми ногами…

* * *

Утро. Никто не пришёл, и хлеба не дали. Мари смогла вскарабкаться на матрас. Прислонилась было к стене – холодно. Закуталась в плед и лежала, тупо глядя на дверь. Казалось, прошли часы.

Вчерашний кулёк снова попался под руку. Мари потёрла ладони, подула на пальцы и занялась узлом. Он вовсе не был таким сложным и тугим, как ей показалось ночью, – вообще не было там, по сути, никакого узла. Мари развернула пакет и вытряхнула содержимое на кровать: небольшой блокнот и коробку с карандашами, десять цветов. Что это?

Она открыла блокнот и на первой странице прочитала: «Подумал, это тебя приободрит. Карандаши акварельные. Нарисуй нам жизнь. Твой В.». «Твой В.» было зачёркнуто один раз, подчёркнуто снизу точечками и ещё раз выведено чуть ниже. Мари расплылась в улыбке. Это было так глупо, так по-детски – и всё же! Вилмор Госс подарил ей карандаши! Причём акварельные, что бы это ни значило. Мари совсем не разбиралась ни в карандашах, ни в красках, и художник из неё был так себе, но это не имело значения. Она перевернула страницу, закусила губу, задумалась на мгновение – и принялась рисовать.

??

Удивительно, какое впечатление могла произвести на Нику одна короткая встреча. Алишер постоянно забывал, что людей, с которыми девушка имела возможность общаться последние шестнадцать лет, можно было пересчитать по пальцам. Оттого каждое новое лицо, каждый взгляд и слово она впитывала, словно губка; вкушала, как гурман, которому на огромной тарелке с брызгами малинового уксуса подали неизвестное блюдо. Она читала эти лица, стараясь не моргать, боясь упустить мимолётную усмешку или хитрый прищур. И потому, пока Алишер был занят изучением литературы о пространственных переходах, Вероника гипнотизировала Маргарету и Джима. Они выдержали полчаса, а потом стушевались и сбежали. Алишер хотел отчитать Веронику, призвать держать себя в руках, но она заговорила первой:

– А ты заметил, что они оба от тебя без ума?

И началось! Обычно такая сдержанная и застенчивая, когда дело касалось её собственных чувств, Ника воодушевлённо принялась растолковывать Алишеру, почему не задалась его личная жизнь. Он не просил об этой консультации и, если бы девушка не была так забавна в этот момент, прервал бы её в самом начале. Но он не стал перебивать, и Вероника довела до конца свою мысль, а потом поспорила с ним на пакет мармелада, что он не

решится пригласить симпатичную ему девушку на свидание. Ника была уверена, что он побоится сделать первый шаг. Но шаг куда – в бездну, в Бермудский треугольник, который образуют голова, душа и сердце девчонок?

Впрочем, Алишер знал множество способов обхитрить наивного оппонента.

– Куда пригласить? – уточнил он у Вероники, зная, что она не сможет ответить на этот вопрос.

Она пожала плечами:

– Ну, хоть… к вам домой, например.

После чего Алишеру оставалось лишь найти в словаре подходящее определение слова «свидание» – и вуаля! Ему безумно важно было выиграть этот спор, потому что он знал: на самом деле Ника права.

Он пришёл в колледж пораньше, но не стал заходить в аудиторию, а принялся ждать, закинув сумку на подоконник. Несколько парней прошли мимо, кое-кто поздоровался и перебросился с Алишером парой слов, и вот наконец он различил в толпе чёрные косы Маргареты. Крепкой фигуры Джима не было рядом – должно быть, он не ходит с ними на черчение. Честно говоря, Алишер раньше не обращал на этих двоих особого внимания. До встречи в библиотеке он даже не знал, как их зовут.

Маргарета была всего в нескольких шагах от него, и Алишер махнул ей рукой. Девушка приветливо кивнула, но не остановилась, так что ему пришлось оторваться от подоконника и встать у неё на пути.

– Маргарета!

– Да? – она улыбалась, на удивление спокойно и открыто. Как будто совсем не удивилась, что он заговорил с ней.

– Доброе утро… Маргарета, – выдавил Алишер.

Какая глупая ситуация – наверняка все сейчас на них пялятся. Лучше бы он подловил её вместе с приятелем, а не одну.

– Я хотел пригласить вас с Джимом на вечеринку. Ко мне домой.

– Правда?

Алишер вдруг заметил, что Маргарета теребит концы косичек. Неужели она всё-таки нервничала? А так и не скажешь! Ему сразу полегчало.

– Ну да, было бы здорово, – кивнул он. – Я знаю, вы у меня ещё никогда не были, но мы же и не общались толком, а теперь как-то даже жаль… Ну, ты понимаешь.

– Да? – протянула Маргарета.

Она, конечно, не понимала. Если бы Алишер сам понимал, что несёт, это было бы уже неплохо для начала.

– Спасибо тебе за приглашение, я обязательно передам Джиму.

– Вот адрес, – Алишер протянул ей заранее подготовленную записку, – а точную дату и время я скажу завтра. Надо посмотреть расписание всех экзаменов.

– Конечно, – не отрывая сияющего взгляда от Алишера, Маргарета развернула и снова свернула бумажку несколько раз. – Хм, а скажи, та девочка из библиотеки тоже будет?

– Ни… Вика? Будет, – кивнул Алишер.

– Здорово. Тогда… до завтра! – Улыбаясь, она то ли кивнула в ответ, то ли полуприсела в реверансе – и направилась в аудиторию.

* * *

Рука Алишера твёрдо выводила на планшетке сечение сложной детали. Здесь всё было рассчитано, всё под контролем – сплошное наслаждение. Он из года в год включал черчение в своё индивидуальное расписание, хотя в выпускном классе это формально было запрещено – Алишер должен был придерживаться гуманитарных предметов, соответствующих его профилю. Однако парню позволяли делать что душе угодно. Он подозревал, что это как-то связано с особо внимательным отношением его родителей к колледжу. Ибо учебное заведение явно получало от них больше внимания, чем сын.