Одна маленькая ошибка
Шрифт:
Я судорожно сглатываю, перебарывая панику, и даже нахожу силы заговорить, хотя голос дрожит сильнее, чем коленки:
– Просто отпусти Аду, и пойдем собирать вещи. И уедем вместе, ты и я. Куда-нибудь в Новую Зеландию, как ты и предлагал.
Лицо Джека покрыто испариной, он тяжело дышит, обнаженная грудь резко вздымается. Вид у него совершенно дикий. На светлых кудрях виднеется кровь, она тонкой струйкой течет по виску. Он суров и непреклонен, но я чувствую, что внутри у него бушует пламя.
– Как только Ада уйдет, мы сможем начать новую жизнь вместе, – продолжаю я ласково
– Если ты отпустишь Аду… – Я осекаюсь, понимая, что настаивать нельзя, ведь Джек в любой момент может передумать. Он терпеть не может, когда ему указывают, что делать. Быстро перестроив фразу, я начинаю сначала: – Мы соберем сумку, или… или нет, можно просто купить новые вещи. Прямо сейчас сядем в твою машину и поедем – вдвоем. Неважно куда, главное, что мы вместе. Ты и я. Это все, чего мне хочется, – лгу я. – Ну же, Джек, – я улыбаюсь, словно мы влюбленная парочка, решающая, куда податься на выходные, – как далеко ты зайдешь?
Задержав дыхание, я жду его решения. Секунды медленно ползут, капля за каплей, собираясь в минуты, как собирается в яремной ямке пот, стекающий у меня по шее.
– Ладно, – неожиданно просто откликается Джек, выпуская руку Ады.
Облегчение накатывает густой волной, ощущается сладостью на языке: он все-таки согласился. А я, в свою очередь, согласилась вручить свою жизнь убийце – если только полиция не окажется здесь в ближайшее время. Осознание оглушает такой горечью, что мне едва не становится дурно.
– Ты права. – Голос Джека приторно-мягок и пугающе спокоен. – Мы уедем отсюда. Только мы вдвоем. И сменим имена.
Ада открывает рот, чтобы возразить, но я предупреждающе смотрю ей в глаза, призывая молчать, чтобы не усугублять собственное положение.
– Ты права, Фрей. – Улыбка Джека напоминает последний луч солнца перед затмением, промелькнувший перед тем, как все погрузится во тьму. И сердце у меня так отчаянно колотится, что, кажется, вот-вот разорвется. – Когда Ада нас оставит, мы начнем все заново.
Я мысленно повторяю его слова, не понимая, что меня так напрягает. И потому не успеваю вовремя среагировать. Одним молниеносным движением Джек выхватывает из кармана нож, раскрывает его и всаживает Аде в спину.
Она судорожно выгибается.
На лице сестры проступают страх, изумление, боль…
А изо рта вырывается жуткий звук – булькающий, словно жизненная сила стремительно вытекает из раны.
Я не в силах закричать. Не в силах вдохнуть.
Не в силах помочь сестре.
Джек швыряет ее с лестницы с пугающей легкостью. Я слышу, как тело Ады с грохотом катится вниз и с глухим стуком приземляется на пол.
А на лице Джека – восторг и удовлетворение. И ни капли сожаления.
Я как будто вижу себя со стороны, словно во сне. Вот я метнулась к перилам, вот судорожно охнула, разглядев лежащее внизу лицом вниз тело, согнутое под неестественными углами, как лишившаяся ниточек марионетка…
Я бросаюсь
– Нет, – шепчу я, – нет, нет, нет…
Мой жалобный шепот заглушают тяжелые шаги Джека. Он медленно спускается по лестнице, насвистывая до боли знакомый мотивчик, но мысли у меня в голове так отчаянно путаются, что не получается вспомнить…
Я прижимаю ладони к спине Ады, пытаясь понять, дышит она или нет. Но сестра не шевелится. Совсем. Запаниковав, я хватаюсь за нож и, не задумываясь, выдергиваю его из раны. Тут же начинает хлестать кровь. Испуганно выругавшись, я отбрасываю оружие в сторону и пытаюсь зажать порез рукой. Теплая кровь струится сквозь пальцы. Не стоило вытаскивать нож! Мне надо… надо…
Назойливый свист Джека не дает толком сосредоточиться. И тут я неожиданно соображаю, что это за мелодия. Детская песенка.
Джек и Джилл пошли на горку,
Чтоб набрать воды ведерко,
Джек упал и лоб разбил,
Следом покатилась Джилл…
– Заткнись, – оборачиваюсь я. – Просто заткнись.
– Вот она нас и оставила.
– Нет, – выдыхаю я едва слышно, не помня себя от боли.
Зацепив пальцами край дырки на джемпере, оставшейся от ножа, я отрываю лоскут и туго перетягиваю тонкую талию сестры, стараясь перекрыть рану и остановить кровь. Но правда впитывается в мозг с той же неотвратимостью, как кровь сестры – в подол шелковой комбинации. Пульса нет.
Ада мертва.
Она оставила нас.
Руки у меня по локоть перемазаны кровью сестры, эдакая жуткая пародия на длинные бальные перчатки. В желудке ворочается ком, и я сгибаюсь пополам, тяжело дыша. А затем судорожные вдохи сменяются рыданиями, неудержимыми и громкими.
Джек снова начинает насвистывать детский мотивчик, и моя скорбь переплавляется в раскаленную ярость.
Вскочив, я бросаюсь к нему. От неожиданности Джек отшатывается, налетев на журнальный столик. Не помня себя от злости, я визжу, как гарпия, колочу его изо всех сил кулаками по обнаженной груди, оставляя красные пятна, царапаю его тошнотворно-красивое лицо, оставляя кровоточащие ссадины на щеке. Джек, взрыкнув от злости, вскидывает руку. Лицо обжигает болью, и я отлетаю в сторону, рухнув на пол так резко, что зубы клацают. Несколько секунд я лежу, вспоминая, как дышать, и пытаясь унять звон в ушах. Потом все-таки нахожу силы поднять голову. Перед глазами все плавает; я обнаруживаю, что лежу совсем рядом с сестрой; ее голова повернута в другую сторону, так что мне видны лишь карамельные локоны и лужа крови на паркете.