Одна маленькая ошибка
Шрифт:
– Перестань.
– …Запер меня в «Глицинии», оставив ключ, который совершенно точно не подходил. Ты манипулировал мной все это время. – Не успеваю я озвучить одну мысль, как меня тут же осеняет другая, еще более жуткая: – Ты действительно слышал, как моя мать радуется, что пропала не Ада, или в очередной раз солгал, чтобы заставить меня остаться?
Я резко разворачиваюсь, охваченная яростью, и смотрю Джеку прямо в глаза, проверяя, осмелится ли он солгать еще раз. Потому что я помню слова, сказанные им сегодня утром: если мы побудем вдвоем где-нибудь вдали от Кроссхэвена,
– Думаешь, я на такое способен?
– Да.
Я выскакиваю из машины и пешком иду вниз по дороге. Дождь льет как из ведра, но мне все равно.
За спиной хлопает автомобильная дверца. Слышатся тяжелые шаги по утоптанной земле.
– Элоди! – Джек ловит меня за запястье.
– Катись к чертям.
Но он меня не отпускает – напротив, дергает к себе и нависает, глядя в глаза с болезненной злобой.
– Поговори со мной.
Я сердито молчу.
– Дело ведь не только в тебе.
Пытаюсь вырваться, но он крепче стискивает пальцы.
– Ты мне так руку сломаешь.
– Я люблю тебя. – Тон отчаянный, почти умоляющий. – Люблю тебя всем сердцем, Элоди.
Не знаю, какой реакции он ждет: изумления, восторга, благодарности? Но я слишком зла. Его признание меня ничуть не трогает, оно разбивается, как волны о берег, тянется к моим ногам, но так и не достает. Все, о чем я способна думать, – почему именно сейчас? Почему он говорит мне об этом именно сейчас?
– Скажи что-нибудь.
– Я не стану говорить полиции о твоей причастности к моему исчезновению.
Джек ошарашенно моргает.
– При чем тут это?
– Если ты признался мне в любви только ради этого… не переживай, я не скажу им, что идея была твоя.
– Значит, вот как ты считаешь? Я сказал, что люблю тебя, потому что и правда люблю тебя, черт возьми.
Он выпускает запястье и обхватывает мое лицо ладонями – эдакая пародия на прошлый вечер. Но теперь в его прикосновениях нет ни капли нежности. Джек сам на себя не похож – и начинает меня пугать.
– Ты любишь меня. Я знаю, что ты меня любишь.
Заметив, каким решительным стало его лицо, я понимаю, что Джек собирается сделать.
– Не надо… – пытаюсь возразить я, но он затыкает меня поцелуем – злым, бесцеремонным. Я толкаю Джека в грудь, но он лишь перехватывает меня покрепче, одной рукой держа за шею, а вторую положив на поясницу. Он прижимает меня к себе, неловко стиснув мои руки между нашими телами. Запястья откликаются болью, я вскрикиваю, и Джек, воспользовавшись шансом, запускает язык мне в рот. Я пытаюсь сопротивляться, но тщетно: он гораздо крупнее меня, гораздо сильнее.
Тогда я сжимаю челюсти и вонзаю зубы в мягкую плоть.
Джек мигом выпускает меня, схватившись за перепачканный кровью рот.
Я отшатываюсь.
Мы смотрим друг на друга сквозь проливной дождь. Из-за этого черты Джека кажутся смазанными, как в кривом зеркале в комнате смеха. Полагая, что он сейчас начнет извиняться, я выжидающе замираю. На зубах у него кровь, тело напряжено. И просить прощения он явно не собирается. Первобытный инстинкт велит мне бежать. Но уже поздно: Джек
– Прекрати, – хриплю я.
– Мы любим друг друга. Ты же чувствовала это, – свободной рукой Джек сжимает мое голое бедро так сильно, что наверняка останется синяк, – когда я был в тебе.
Я крепко зажмуриваюсь и, когда все тонет в темноте, мысленно повторяю: это не по-настоящему. Но я чувствую грубую ткань джинсов, чужую отвердевшую плоть, утыкающуюся мне в верхнюю часть бедра, и притворяться уже не получается: все очень даже по-настоящему. Осознание вспыхивает глубоко внутри и вырывается наружу, изливается через рот визгливым воплем ужаса. А потом еще и еще, как сирена.
Джек снова завладевает моими губами, поглощая вопль. Его язык, влажный и теплый, заползает мне в рот, как слизняк. Силюсь отвернуться, но я зажата между Джеком и твердой землей, обессилена от усталости и адреналина, так что могу лишь скулить и всхлипывать, пока его пальцы, как червяки, ползут вверх по бедрам, оказываются у меня между ног, сдвигают пижамные шортики в сторону.
– Позволь мне напомнить тебе эти ощущения, – шепчет он мне на ухо.
– Джек! – кричу я, от страха позабыв остальные слова.
Но передо мной не Джек. Это другой, незнакомый мне человек.
Я вижу, как мы детьми бежим на маленький пляж.
Незнакомец зажимает мне ладонью рот и велит молчать.
Я вижу, как Джек с утра пораньше приносит мне круассаны.
Незнакомец стягивает мне белье до колен.
Я вижу, как Джек сидит рядом со мной на большом зеленом диване с бокалом вина и улыбается.
Звук расстегиваемой молнии возвращает меня к реальности. Незнакомец отстраняется, чтобы расстегнуть одной рукой пуговицу на джинсах, и я бью его коленом в пах. Он выпускает меня, схватившись за пострадавшее место и со свистом втягивая воздух сквозь зубы, а я выбираюсь из-под него, выскальзываю по отсыревшей грязи.
И, натянув шортики, бросаюсь бежать.
Он кричит мне вслед, зовет по имени.
Я несусь сквозь заросли, натыкаюсь на деревья, как будто нарочно вырастающие на дороге. Ноги кажутся резиновыми лентами, натянутыми до предела. Я протискиваюсь мимо стволов, царапаясь о шершавую кору. Острые ветки и колючие побеги папоротника врезаются в кожу, рассекая ее. Сердце грохочет где-то в ушах, гонит кровь по телу мощными потоками.
Незнакомец воет у меня за спиной. Он совсем близко. Я оглядываюсь на бегу через плечо. Он гонится за мной с яростной гримасой. И если поймает, уже не остановится. Внутри стаей черных ворон разливается паника. И тут земля под ногами куда-то исчезает, и я кубарем падаю вниз, вниз, вниз…