Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма
Шрифт:
Я буду ждать Вашего согласия с большим нетерпением.
И как только узнаю, что Зоя Ивановна получила мои 20 дол<ларов>, дам Вам знать.
В крайнем случае я могу посоветоваться об этом с Советским консульством в Париже, так как, несмотря на замужество, я остаюсь советской гражданкой.
Дорогой Всеволод Никанорович, я даже не прошу прощения за вторжение в Ваши дела, так как уверена, что если бы Вы знали обо всем этом, то уже нашли бы способ помочь. Я только сообщаю Вам, и Вы, наверное, будете рады знать правду, хотя и печальную.
А пока я желаю Вам всего хорошего и решаюсь обратиться с еще одной просьбой, уже лично моей: как достать Вашу книгу, которую, я слышала, Вы недавно издали? <…>
С уважением и, как и раньше, «с поклонением». Ларисса.
2 апреля 1970. Париж
Дорогой Всеволод Никанорович,
Ну вот, все очень хорошо устроилось: как я и ожидала, Вы сердечно откликнулись на мое письмо, З<оя> И<вановна> получила маленькую помощь (посылаю кусочек ее письма в подтверждение), и моя тетя тоже. Теперь я уже выслала вдвое больше, но, вероятно, перешлют в два приема, и, кроме того, надо подождать, — получат ли по моему чеку. Я Вам дам знать, как только (и сколько) З<оя> И<вановна> получит <…>.
Спасибо за высылку Вашей книги, хотя она еще не дошла. Очень хочется попробовать перевести, но не знаю, хватит ли моего плохого французского языка для Вашего прекрасного русского. Можно попробовать, если найду соответствующую помощь в грамматическом отношении. Во всяком случае, я могу поискать более грамотного переводчика, как только «разведу» литературные знакомства. Ведь я совсем недавно в Париже, несколько месяцев тому назад приехала с Таити, и вообще, все эти годы мы жили во Франции только наездами, в отпуск, а остальное время проводили в разных «экзотических странах». Но теперь, вероятно, мы останемся во Франции.
Поэтому мне еще не у кого узнать, помнят ли Вас здесь, и о «Черных людях» [98] я ничего не знаю. Как только дорвусь до книжного магазина, обязательно поспрашиваю и Вам напишу. Я так рада, что Вы пишите «вовсю».
<…> Я опять принялась за стихи, хотя много лет не писала. Трудно «играть при пустом зале», а тщеславие ли это или нормальная потребность «сообщать» и чувствовать отклик, — не знаю.
Ведь для себя, пожалуй, не стоит и на бумагу записывать все, что проходит в голове… Впрочем, большие писатели, вероятно, чувствуют, что «бутылка, брошенная в океан», все-таки когда-нибудь дойдет. И пишут. А таким, как я, нужно «поболтать» без промедления. Может быть, и хорошо, что не болтала, а шила занавески в бесчисленных новых домах.
98
Речь идет о книге; Иванов Вс. Н. Черные люди: Роман. М., 1963.
Еще раз благодарю Вас и от З<ои> И<вановны>, и от моей тети, и от себя самой. И желаю всего хорошего.
21 июня 1970. Париж
Дорогой Всеволод Никанорович,
Я давно уже получила подтверждение о том, что Зоя Ивановна получила 40 дол<ларов>, т.е. что-то соответствующее в юанях, но все не могла написать Вам. так как замоталась: приезжали знакомые смотреть Париж и т.д.
На днях я пошлю З<ое> И<вановне> еще столько же и извещу Вас, когда она получит.
Я также получила «Молодую гвардию» от знакомой мне по балету Аллы Недлер [99] и была рада и книге, и тому, что узнала, что Алла живет тоже во Франции.
Ну до чего же Вы здорово пишете!
99
Недлер Алла Геррмановна (5 июня 1911, Владивосток - после 1970, Франция) — балерина. На сцене выступала с 8 лет. Ученица прима-балерины императорских театров К.М. Куличевской. Жила в Шанхае с 1922, выступала в постановках балетмейстера Н.М. Сокольского. В последние годы жила во Франции.
Вот я тоже растявкалась, критикую, — а больше для того, чтобы Вы написали мне критику на мою критику, чтобы я проверила, — понимаю ли я еще что-нибудь в литературе…
Но даже и такой небольшой рассказ, не знаю, когда я смогу перевести, несмотря на все мое желание, так как мне предстоит, кажется, довольно большая работа. Кроме того, француженка, с которой мы сговаривались было переводить, — уехала на каникулы.
Сколько мне можно держать эту книжку? <…>
На этом я кончаю. Мечтаю когда-нибудь повидать Хабаровск Из того, что я смутно помню, конечно, ничего не осталось… Овраги какие-то, снег в оврагах, и сухой стебель посвистывал на зимнем ветру… И телеграфный столб гудел. А потом вдруг все разрезалось пополам с треском: поезд промчался. И исчез. А я все стою. А ему никакого дела ни до меня, ни до сухого стебля. И все в таком духе.
Но Амур-то остался, течет себе…
Желаю Вам всего хорошего <…>.
20 июля 1970. Париж
Дорогой Всеволод Никанорович…
<…> Получила только что и Вашу «Императрицу» [100] , еще не успела прочитать. Большое спасибо и за нее, и за надпись, и за эпитеты, которыми вы меня так мило наградили <…>.
Когда будете мне отвечать, пожалуйста, сообщите, почему река Амур так называется? Амура ли, бога любви, туда занесло или это китайское имя? Вот ведь родилась на его берегу, а не знаю…
100
Иванов Вс. Н. Императрица Фике: Роман. М., 1968.
Да и многого не знаю о своей стране, да и о Китае тоже. Пробиралась сквозь молодость, как сквозь вешний туман, и только его и видела… А теперь все оглядываюсь, а далеко уже — не видно, да и надо смотреть под ноги, вокруг себя…
Все эти годы так мелькали — Индия, Африка, Вьетнам, Таити… А я вот оглядываюсь да оглядываюсь. Корни свои, что ли ищу, стебелек какой-нибудь, на котором держалась?
Держалась-болталась…
Останавливаюсь. А не то разведу муары на всю страницу. Желаю Вам всего хорошего, и еще раз — спасибо.
Ларисса
10 августа 1971. Марсель
Дорогой Всеволод Никанорович,
Уже прошло довольно много времени, как я получила Ваше письмо, за которое я Вас благодарю.
За это время многое случилось: моя тетя умерла. Я хлопотала бумаги на приезд в августе, но уже не поеду — не успела.
С гор Луары мы спустились к морю, в Марсель и будем здесь еще по крайней мере месяц. <…>