Одна откровенная ночь
Шрифт:
— Готово, — сообщаю, поправляя резинку трусов. Делаю шаг назад и оглядываю его. Трудно игнорировать телосложение Миллера. А белоснежные боксеры словно разрывают торс. Замечательный вид. Невозможно не распускать руки. И это касается не только меня.
Она не притронется к нему. В воображении я словно перетягиваю канат— от той женщины к Чарли. От Миллера исходит сила и мощь. На видео он выглядел смертельно опасным, хотя не было мускулов, но взгляд его пустых злых глаз говорил сам за себя. Сейчас у него крепко сложенное
Хватит!
Обхожу своего мужчину и хватаю брюки, желая вырвать эти ненужные сейчас мысли из головы.
— Вот эти, — резко выпаливаю я, расстегиваю пуговицу и присаживаюсь у его ног.
Он игнорирует мои нервные движения, понимая, о чем я думаю. Зажмуриваюсь до тех пор, пока не чувствую, как Миллер берет брюки из моих рук. Он молчит, и я благодарна ему за это.
Надо взять себя в руки.
Мне кажется, что проходит еще целая вечность, прежде чем он надевает их. Мое сердце бешено стучит в груди, а эмоции зашкаливают.
— Рубашка, — шепчу себе под нос, — нам нужна рубашка.
Неохотно убираю руки с его тела и смотрю на полку. Не выбираю, а просто хватаю первую попавшуюся из десятков таких же ярко-белых рубашек. Аккуратно расстёгиваю, чтобы не помять. Чувствую, как его дыхание опаляет мою щеку, пока я продолжаю одевать его. Он позволяет мне делать все самой, молчит и не спорит. Медленно застегиваю пуговицы, скрывая его грудь. Миллер приподнимает подбородок, чтобы я могла с ними закончить. Застегивая манжеты, я думаю, что он будет делать, если на них окажется кровь? И окажется ли?
Чтобы остановить ход своих мыслей, закрываю глаза.
Теперь галстук. Их безумно много, и после того, как я несколько мгновений рассматриваю шелковое великолепие, выбираю серебристо-серый. Он подойдет к костюму. И тут понимаю, что завязать галстук также идеально как Миллер, я не смогу. Переминаю материал и ловлю на себе взгляд голубых глаз. Похоже, он наблюдал за мной все то время, пока я была в задумчивости.
— Лучше тебе самому завязать, — признаю поражение и протягиваю ему галстук. Миллер отталкивает мою руку и, поднимая меня за бедра, усаживает на стойку.
А затем невинно целует и поднимает воротник своей рубашки.
— Нет, ты это сделаешь.
— Я? — осторожно спрашиваю. — Но я ведь все испорчу.
— Без разницы, — произносит он. Я кладу руки ему на затылок. — Хочу, чтобы ты его завязала.
Нервничая и удивляясь, я разглаживаю серебристый шелк, кладу его сверху на шею так, что ткань спускается каскадом по его груди с двух сторон. Я сомневаюсь, и руки дрожат. Вдохнув и убедив себя в победе, начинаю аккуратно завязывать галстук. На сто процентов уверена, что в жизни Миллера Харта никто не делал подобного.
Ощущаю напряжение, но пытаюсь успокоиться. Нет, я действительно беспокоюсь. Проверяю узел, рассматриваю с разных углов. На мой невооруженный взгляд,
— Готово, — объявляю, наконец-то опуская руки на колени. Я все также смотрю на свою прекрасную работу, не желая видеть озабоченность на его лице.
— Прекрасно, — шепчет он, поднося мои руки к губам. Не похоже на него, особенно когда речь заходит о чужом творчестве.
Пялюсь на него и ощущаю, как горячее дыхание опаляет костяшки моей кисти.
— Ты даже не посмотрел.
— Мне это и не нужно.
Хмурюсь, снова окидываю взглядом галстук.
— Это не твоя категория идеальности.
Я удивлена, прошло столько времени, а он еще не тянется все исправить.
— Да, — соглашается он, целует мои руки и кладет их мне на колени, а затем опускает воротник, — но это твоя категория идеальности.
Бросаю на него быстрый взгляд. Его глаза сверкают.
— Но это все равно не безупречно.
Он улыбается и этим сбивает меня с толку.
— Ты ошибаешься, — парирует он. Его ответ полностью дезориентирует меня, но я не спорю. — Жилет?
— Хорошо, — медленно выдыхаю и подхожу к шкафу.
А Миллер все улыбается.
— Быстро-быстро.
Теперь уже хмурюсь я и, не глядя внутрь, тянусь за жилетом. Я примерно помню, в каком отсеке они висят.
— Этот.
Я протягиваю жилет.
— Мы следуем твоему плану, — напоминает он. — Я ценю твою заботу.
Издаю саркастический смешок, снимаю с вешалки жилет и передаю Миллеру, а после начинаю застегивать кнопки. Затем беру носки и коричневые туфли. Присаживаясь на корточки, завязываю шнурки и проверяю, не помялись ли брюки. Последняя деталь — пиджак. Миллер выглядит потрясающе, божественно, шикарно, а его влажные волосы — темные и волнистые.
— Ну, вот и все, — объявляю я, отступая назад и натягивая полотенце. — О! — Вспоминаю про одеколон, хватаю флакон «Том Форд».
Миллер не сопротивляется, и я заканчиваю последний штрих. Приподнимая подбородок, он сверлит меня взглядом.
— Вот теперь ты восхитителен.
— Спасибо, — бормочет он.
Я ставлю флакон на место, избегая его пристального взгляда.
— Не надо меня благодарить.
— Ты права, — мягко отвечает он. — Я должен поблагодарить того ангела, который тебя мне ниспослал.
— Никто не посылал меня к тебе, Миллер.
Любуясь им, я щурю глаза, чтобы его вид не обжигал мою душу.
— Это ты нашел меня.
— Обними меня.
— Ты изомнешь одежду.
Не понимаю, зачем я так говорю, когда желаю обратного. А может, просто боюсь, что не смогу его отпустить.
— Я уже попросил тебя, — произносит он, мягко шагая вперед. — Не заставляй меня повторять снова, Оливия.
Губы сжимаю и качаю головой.
— Иначе я не смогу отпустить тебя. Не настаивай.