Одна Зима на двоих
Шрифт:
Ким повторяла себе, что здесь ей не место, что надо уходить, но продолжала стоять, наблюдая за тем, как к девушкам присоединились молодые воины. Ритм барабанов изменился, стал резче, отрывистей. Следом за ним учащалось сердцебиение.
Этот танец смущал, заставлял стыдливо отводить взгляд, и будил внутри что-то странное, от чего учащалось дыхание и кололо кончики пальцев.
И тут среди главных воинов и кхассеров, сидящих полукругом, она увидела Хасса. Узнала его несмотря ритуальные рисунки, сплошным ковром, покрывающим его кожу.
Он не смотрел на извивающиеся в откровенном
Голодным взглядом Хасс наблюдал за ней…
Ким испугалась. И того, что было намешено в этом взгляде, и того, с какой яростью что-то внутри нее рвануло к нему навстречу.
Она отступила, спряталась глубже в тени, а потом и вовсе со всех ног бросилась обратно, и все ждала, что вот сейчас, еще миг и на ее плече сомкнутся чужие жесткие пальцы.
Ворвавшись внутрь, она с разбегу заскочила на сундук и с головой спряталась под шкурой. Сердце громыхало в груди, подстраиваясь под тот ритм, что отбивали барабаны, и казалось таким большим, что еще немного и проломит ребра. Ким зажмурилась и ждала, пытаясь уловить знакомые уверенные шаги, но их не было, а на утро, когда она проснулась, кровать кхассера была нетронута.
Этой ночью в свой шатер Хасс так и не вернулся.
— Эй ты, — повар указал на нее тяжелым ножом, — да-да, ты. Иди сюда.
Ким отложила в сторону не дочищённый ковшик, вытерла руки о подол и подошла к мужчине.
— Вон там, — он кивнул на красный поварской шатер, ярким пятном выделяющийся на фоне всех остальных. — ящик с вином. Возьми две бутылки красного и отнеси кхассерам. Смотри не разбей! Шкуру спущу!
— К кхассерам? — с недоумением переспросила она.
Таких поручений у нее еще не было. Обычно ее гоняли с едой до ближайших раздач, или засылали по общим шатрам собирать посуду, но чаще всего она проводила время на походной кухне, а к кхассерам и командующим отправлялся кто-то из вольных девушек. Но сегодня двое не пришли — их свалила коварная лихорадка, и тем, кто остался приходилось несладко. Главный повар был придирчивым и строгим, и категорично не хотел подпускать никого из рабов к разделке продуктов. Поэтому обязанностей не убавилось, а рабочих рук стало меньше.
— Иди! Хватит болтать. Видишь, мы зашиваемся!
Бледная девочка с зелеными глазами, показалась повару меньшей из возможных проблем. Он решил, что уж бутылки-то ей доверить можно — она все равно не сумеет вынуть тугие пробки и добраться до содержимого, а вот если разобьет по неосторожности, то тогда и наказать можно будет.
Ким торопливо припустила к красному шатру. Обычно рабам не разрешали к нему приближаться, и ей было жуть как интересно что же там. И вот сегодня выпал шанс удовлетворить любопытство.
Она отодвинула в сторону полупрозрачный сетчатый полог и аккуратно, даже с каким-то благоговением ступила внутрь.
Здесь была еда… Припасы, от которых глаза разбежались и даже несмотря на то, что на жаре особо есть не хотелось, потекли слюнки. Вяленое мясо, сочные головки сыра, покрытые тонкой тряпицей, бурдюки с молоком и ароматный мед. Особенно ее впечатлила вязанка с сушеными фруктами и поднос с румяными лепешками, теми самыми, которые она украдкой таскала у кхассера со стола.
Плетеный ящик обнаружился
Как и было велено, Ким прихватила две с красным и, еще раз мечтательно взглянув на вязанку с фруктами, поспешила наружу, откуда уже доносился недовольных оклик повара:
— Воровала? — он подозрительно посмотрел на хвеллу и чуть ли не обнюхал ее, пытаясь определить не утащила ли она кусок, пока была в шатре, и не найдя доказательств преступления, снова поторопил, — Иди!
Ким побежала. И вовсе не оттого, что ей хотелось поскорее услужить кхассерам, а потому что в складках грубого рубища был припрятан шматок вяленого мяса. Она все-таки не удержалась и стащила кусочек. Не для себя, а для вирты, к которой она собиралась заскочить по пути.
Возле шатра ее сердце дало сбой. Сначала сжалось, так что не вдохнуть, а потом понеслось вскачь. До нее доносились мужские голоса, и один из них принадлежал тому, из-за кого полночи не получалось сомкнуть глаз.
В памяти снова бой барабанов и гибкие тела вольных извивающихся в диких отблесках ритуальных костров, и Хасс, с ленивой полуулыбкой на губах, и его взгляд, жгущий сильнее самого яркого пламени.
Перед самым входом ее остановил рослый воин, просто преградив путь гнутым, блестящим на солнце мечом.
— Чего тебе? — глаза у него были такие равнодушные, что становилось не по себе.
Ким поежилась и срывающимся от волнения голосом пояснила:
— Я с кухни. Мне велели доставить это кхассерам, — подняла выше свою ношу, чтобы он мог ее рассмотреть.
Воин прошелся по ней оценивающим взглядом, задержался на закупоренных бутылках и убрал оружие:
— Проходи.
Стоило ей зайти, как разговоры затихли, и все присутствующие обернулись в ее сторону.
Аксель, Брейр, еще один незнакомый мужчина с янтарными глазами и Хасс, который тут же недовольно нахмурился и отвернулся, словно увидел что-то неприятное.
— Давай сюда, — Брейр жестом подозвал ее к себе, и Ким пришлось подойти ближе.
Молодой кхассер забрал у нее бутылки. Жадный интерес так и проскакивал в каждом его взгляде, хотя он и пытался его сдержать, памятуя о том, как в прошлый Хасс чуть не набросился на него из-за этой девчонки из долины. И хотя сейчас тот молчал и даже не смотрел в их сторону, Брейр не обольщался. Девчонка была неприкосновенна, и от этого его интерес разгорался все больше.
— Я пойду? — шепотом спросила она, стушевавшись под мужскими взглядами.
Ей хотелось поскорее убраться отсюда. Вернуться к грязной посуде и привычным делам. Там хоть сердце так неистово не колотится, и взгляд сам против воли не тянется к молчаливому захватчику.
Почему он не пришел ночью? Этот вопрос снова не давал ей покоя. Где он был?
— Вон там убери, — ей указали на низкий столик, заваленный грязной посудой и остатками обеденной трапезы.
Она покорно приступила к работе, и через минуту о присутствии в шатре маленькой хвеллы все позабыли. Разговор продолжился.