Однажды в Лопушках
Шрифт:
Ей бы успеть.
Скоро рожь загуляет, забродит под ветром, и наступит время плести косы из ломкой соломы, увязывать снопы да звать хлебного волка, чтобы он не подрал жнецов.
Пусть даже жнут и комбайны.
— Инга!
— Хватит, отец. Я устала от тебя, — она закрыла глаза. А ведь не обязательно просить богиню. Зачем, если она и сама способна справиться. Инга протянула руку и коснулась жесткой ткани костюма. Вот сколько она себя помнила, отец носил костюмы. Не важно. Главное, там,
Инга слышала его.
И не только сердце… теперь она слышала все.
— Ты уйдешь и оставишь в покое что меня, что Олега, — она ткнула пальцем, и сердце остановилось. Ненадолго. А потом снова застучало, правда, отец успел почувствовать.
Понять.
— Ты… не можешь!
— Почему? — она испытывала преогромное желание оборвать эту нить.
Но…
— Ты… как твоя мамаша… как её мамаша… вы ведь не можете!
— Можем. Я тоже думала, что не можем. А теперь понимаю, что дело не в возможностях. В выборе. Остальное — стереотипы, отец… жизнь всегда неразрывно связана со смертью. Поэтому… просто уходи. И сделай так, чтобы я о тебе больше не вспоминала. А то ведь… — Инга позволила себе улыбнуться.
И вдохнула.
Боги… Богиня, та, что идет по земле и поит её кровью, чтобы дать силу травам, а после срезать эти травы, поддерживая великий водоворот жизни и смерти… какой Инга была глупой.
Как долго терпела.
Боялась.
— Ты еще пожалеешь! — отец отступил. И глядел хмуро. — Ты… думаешь, что теперь вот так вот… но…
— Нехорошо угрожать женщине, — сказал Важен, который уходить не спешил, но наблюдал и за Ингой, и за отцом её с немалым интересом. — Да и не безопасно. Женщины, они ведь на все способны.
Способны.
Только… почему мама не решилась? Из страха за Ингу? Из-за любви?
А бабушка?
Или просто… кто сказал, что жрицы не подвластны стереотипам? Инга ведь и сама… пока в храме не побывала. В том, в который ей еще предстоит спуститься, ибо нехорошо уходить, не оставив дары.
И не попрощавшись с хозяевами.
Инга повернулась спиной к отцу. А Красноцветову сказать надо будет. Пусть присмотрит за своей девочкой, а то ведь с отца станется напакостить исключительно из желания самоутвердиться.
— Погодите… — её догнали, но прикасаться не рискнули. А вот ступал человек-гора почти беззвучно.
— Вы оборотень?
Конечно, спрашивать о таком малознакомого человека не слишком вежливо.
— Ирбис, — прозвучало рычаще. — А вы?
— А я нет.
— Вообще-то я князь… настоящий.
— Безмерно за вас рада.
— Не верите?
— Верю…
— А хотите мороженого? — он остановился и Инга тоже. Зачем-то.
— Хочу, — неожиданно сказала она. — Только шоколадного! И без ванилина. Я не слишком его люблю…
Откуда
Впрочем, отсутствовал Важен недолго.
И мороженое принес.
Шоколадное. В рожке. А еще на палочке. И в лимонной глазури. И…
— Вы ограбили мороженщика?
— Неа, купил. Я же князь. Как-то не с руки мороженщика грабить. Просто не знал, какое вам больше понравится.
— Все, — решила Инга. — Я съем все.
В конце концов, теперь можно больше не считать калории и не думать о фигуре, как и о том, что отцу покажется, будто она, Инга, короветь начала.
Начала.
И пускай себе.
— Хорошо, — зубы ирбиса были белы. — Правильно, когда у женщины хороший аппетит.
— А вы…
— Важен я.
— Это я уже слышала. Только, извините, все равно не помню, — Инга даже почувствовала почти искреннее раскаяние. Она и вправду ведь не помнит.
И странно.
Как можно было забыть настолько огромного человека?
— Ничего… — поспешил успокоить тот. — Я ведь понимаю… рядом с вами таких, как я, небось, много…
Инга фыркнула.
Но мороженое взяла. Сперва то, что на палочке, и… остальное растает ведь! Но Важен щелкнул пальцами, и над мороженым просыпался белый иней.
Не растает.
Чудесно.
— Вы садитесь, только… — он скинул кожанку, которую носил поверх больничной пижамы — и странно, где они нашли пижаму на его размеры. А кожанку бросил на лавку. И тогда уж позволил Инге сесть.
— Сколько вам лет?
— Тридцать, — сказал он, несколько смутившись. — Мы… позже взрослеем. Лет этак до двадцати вовсе с гор никого не пускают, а то ведь мало ли… бывает, что силы много.
— У вас много.
— Ага… я в двадцать пять только и поехал учиться. Когда со зверем справился.
— И как оно?
— Странно. Вроде я и старше прочих, а дури столько же. Было.
— И куда подевалась?
Важен развел руками.
— Повывелась. А вы…
— Ешьте мороженое, — посоветовала Инга. — Вдвоем если, то вкуснее.
— И вправду.
Садиться он не стал, верно, решив, что лавочка эта тесновата для двоих. И хорошо. Пока… Инге почему-то нравилось общество этого оборотня. Рядом с ним ей было спокойно.
И даже уютно.
— Он вернется, — сказал Важен, облизывая пальцы. И в этот момент лицо его сделалось таким… характерно-кошачьим.
— Отец? Возможно… но, скорее всего, не сам. Пошлет кого-нибудь.
— Он вас продал.
— Да? — и почему Инга не удивилась.
— Нашему роду, — уточнил он.