Однажды в Лопушках
Шрифт:
Оленька не знала.
Она… она даже толком не поняла, что именно ей предлагают.
— Ваш отец не обрадуется, если вы… возьмете в жены… — она запнулась. А вдруг он подумает, что Оленька уже согласна? А она не согласна!
Она не настолько отчаялась, чтобы вот так выходить замуж за первого встречного.
Даже если этот встречный… он не похож на других мужчин, что появлялись в Оленькиной жизни. Совершенно не похож. Он… спокойный.
И серьезный.
И кажется, точно знает, что делать. Дедушка таким
И… нужной.
— Мой отец предоставил мне свободу.
Ага, Оленькина матушка тоже. Оленька покосилась на телефон. Идти-то по здравому размышлению некуда.
— Но он не обрадуется.
— Возможно. Однако он дал мне право выбора. Я выбрал. Что до остального, то имя Бестужевых все-таки многое значит в мире людей.
Надо же… Оленька и глаза прикрыла.
Бестужевы.
И тут Бестужевы… а главное, смешно получится. Матушка так хотела выдать её за Бестужева.
Ерунда какая-то.
— Я вас не тороплю, — сказали ей.
И Оленька поверила. А еще окончательно успокоилась. В конце концов, у нее доспех имеется и секира. И этот вот, который сидит, смотрит и уходить, кажется, совсем не планирует.
К счастью.
Глава 61 О том, что далеко не все получается так, как задумано
Самое обидное — это когда ты придумал в голове диалог, а собеседник говорит не по тексту.
Отец явился лично.
И главное, как узнал? Откуда? Впрочем, у него имелись не только деньги, но и связи, причем серьезные.
— Вот ты где, — произнес он тем хорошо знакомым тоном, который заставлял Ингу цепенеть.
Она и оцепенела.
Она… она погулять вышла, потому как и далее оставаться в палате, пусть несколько преобразившейся, было невозможно. Вышла и вот…
Появилось острое желание сбежать.
Или позвать на помощь.
Если она позовет, то охрана, которой стало много меньше, чем в первые дни, появится. И…
Отец схватил Ингу за руку и сдавил.
— Собирайся.
— Куда? — у неё хватило выдержки говорить спокойно.
— Домой. Опозорила… только и разговоров. Уж на что твоя мамаша была бесполезною, так ты её переплюнула. Допустить, чтобы Красноцветов женился на какой-то девице?
Все-таки женился? Хоть в ком-то Инга не разочаровалась.
— Только и разговоров… ничего, я этому ублюдку еще покажу, а ты…
— Мама не была бесполезной, — Инга расслабила руку и сделала вдох. Лето догорает. Надо спешить, успеть вернуться до того, как поклонится земле золотая рожь. — Именно её силы тебе и позволили… жить. Выжить. Она спасла тебя. А ты её убил.
Отец сдавил руку и показалось, что еще немного и кость треснет.
— Она
— Потому что ты — просто глупая курица. А она тоже курицей была, но с силой.
— Не курицей. Она тебя любила. А я — нет, — Инга склонила голову, глядя на человека, которого больше не боялась.
Совершенно.
Это ведь так просто… в одной руке серп, в другой — меч. И та, что была под землей, она тоже близка и понятна. И отзовется на просьбу Инги. Вот только… почему так сложно попросить?
Лицо отца наливалось опасной краснотой. Он сопел. И… и никогда-то он Ингу не бил. Точнее, давно уже не бил. Она не давала повода.
А теперь дала?
И неужели действительно ударит.
— Я нашел тебе мужа, — сказал он, дернув так, что Инга с трудом удержалась на ногах. — Свадьбу сыграем завтра…
— Нет, — она попыталась высвободить руку, но пальцы сдавили еще сильнее. — Мне больно!
— Женщина должна знать свое место, — наставительно произнес отец. — Если женщина не знает, то женщине следует напомнить…
— Что место её рядом с мужчиной, который будет беречь и защищать… — произнес кто-то из-за спины Инги. И она вздрогнула. От неожиданности.
Обернулась.
Она… нет, этого человека она не знала. Видела. Он был в больнице и, кажется, разговаривал с другими, с местными, хотя совершенно точно сам местным не являлся.
— Нехорошо делать больно женщине, — произнес он с упреком.
Высокий.
Выше Инги. И выше Красноцветова, что куда более важно. Огромный. И на скалу похож. Бывают такие люди, которые с виду — ожившие горы.
Бритый череп.
Ломаные уши. Нос тоже был сломан, а после вправлен, но не ровно.
— Важен, — представился он. — Нас знакомили, но вы, наверное, меня не помните.
— Не помню, — совершенно искренне сказала Инга.
А вот что отец сказал, то в приличном обществе повторять не принято.
— Петербург, — напомнил Важен. — Галерея. Вы еще рассказывали о современном искусстве. Я даже вазу купил. Страшную.
— Извините… — Инге почему-то стало неудобно, хотя она уж точно никого не заставляла покупать.
— Мой агент говорит, что покупка удачная, она с той поры втрое в цене выросла. Еще подрастет и продам. Пугает она меня.
Было сложно представить, что этого… человека, хотя все равно в нем ощущалась сила гор, можно чем-то да напугать.
— Отпусти, — сказал он, глядя на отца пристально. И тот разжал руку. Взял и разжал.
И попятился даже.
Правда, вскоре опомнился, отряхнулся и сказал:
— Инга, мы уезжаем.
— Нет, — она покачала головой. Она и вправду уедет. В конце концов, сколько их можно тут держать? Она рассказала уже обо всем, что только знала. И ей пора.