Однажды в Марчелике

Сухов Лео

Должность, деньги, собственный дом – всё это было только здесь. Рамон тяжело остановился, опёрся на изгородь и уставился на особняк с зелёной крышей. Уставился с ненавистью и внутренним содроганием. Ему совсем не хотелось туда идти. Но кто-то должен был объяснить Ионе Маринао, что бить морды – даже в пьяном угаре! – это плохая идея.

Как бы ни уважали в городе Иону и его касадоров, но они перешли грань позавчера ночью, когда ввязались в драку с работниками попольковой фабрики. Ребята не виноваты, что отдыхают от работы в том же трактире, что и

касадоры. Он же ближайший к фабрике – а заодно и к особняку Ионы с его касадорами.

«Нет, ну конечно есть суд, мэр… – Рамон вздохнул, выпрямился и продолжил путь. – Всегда можно по закону, через власть… Но это же, значит, простой выход. Разве же можно поддерживать нормальные отношения, если постоянно судиться?».

После драки несколько трудяг оказались в лекарне и не смогли выйти на фабрику на следующий день. Уже вечером лекарь сообщил, что один из них больше не сможет работать. Рамону было жалко бедолагу. Всё, что он умел – это обрабатывать попольку. Всю жизнь проработал – и вот на тебе! И было бы из-за чего драку устраивать!..

Пыхтя и отдуваясь, Рамон поднялся по ступенькам крыльца и, прежде чем постучать, остановился перевести дух. Он облокотился на дверь, чтобы было легче стоять и поддерживать своё огромное пузо, и та жалобно скрипнула.

«Иона-то должен понимать, что жизнь сломали мужику! – огорчённо подумал Рамон. – Нельзя же, значит, так вот… Не по-христиански это!».

Он оттолкнулся от двери, и та, к его удивлению, с лёгким скрипом раскрылась, пропуская обширное тело Рамона внутрь особняка. Из одной комнаты, где, если его не подводила память, располагалась столовая, были слышны голоса. Он вздохнул и двинулся вперёд.

Ему очень хотелось сесть. Выпить кактусовой воды, перевести дух. Путь до особняка и без того дался ему тяжело. Он шёл на голоса, преодолевая внутреннее сопротивление. Ему надо было поговорить с Ионой Маринао о его поведении и его касадоров. Хотя и очень не хотелось. Иону он откровенно побаивался. Но что Рамон мог сделать?

– Иона здесь? Иона! – крикнул он, входя в столовую.

Не мог Рамон никому пожаловаться – он сам был ривом Куидад Родриго. Поэтому, решительно отдышавшись, он вошёл… И замер, разглядывая семерых касадоров Ионы, привязанных к выстроенным в ряд стульям.

Все они (не стулья, конечно же, а касадоры) несли на себе печать хорошей взбучки. Парни явно оказались привязанными к мебели не ради непотребных плотских игрищ. И, похоже, даже не на спор. Ведь кто-то же должен был их связать…

– А где Иона? – растерянно спросил Рамон, глядя на касадоров.

– Осторожно! – отчаянно крикнул один из них, но было слишком поздно.

– Я за него! – услышал Рамон, прежде чем что-то тяжёлое опустилось ему на затылок.

Пузо рива заколыхалось, ноги подкосились, и Рамон тяжело опустился на колени, закатив глаза. А затем вся его необъятная туша упала на пол, который от такого обращения жалобно затрещал досками.

– Вы идиоты?! Это ж рив! – возмутился Микей, глядя на своих пленителей. – Вы вообще спятили?

Иоганн

укоризненно посмотрел на стоящего над телом Дана. А тот развёл руками, показывая, что не знал таких важных подробностей. После чего опустился на колено рядом с ривом, чтобы проверить пульс и дыхание.

– Живой, – сообщил он друзьям.

– Ну хоть не убили! – мрачно заметил Иоганн.

– Надо бы его на диванчик перетащить… – предложил Мигель.

Они не успели самую малость. Допрос уже был закончен, и дальнейший маршрут известен. Оставалось только уйти… Дан даже взял ключ от двери и собирался её закрыть, но кто же знал, что так же, как они сами пробрались в особняк, туда вломится ещё и толстый рив?

Перетащить такого рива – это дело небыстрое. Провозились они ещё минут десять. Пришлось даже задействовать тележку, найденную у одной из жилых пристроек на заднем дворе. Рива до ближайшего дивана довезли, а вот тележку… Ну а что тележка? Тележка под такие грузы приспособлена не была. Спасибо, что продержалась до конца работы…

Когда Дан, Иоганн и Мигель вернулись в столовую, на них уставились семь пар настороженных глаз.

– И что теперь? Убьёте? – нервно поинтересовался Микей.

– Неплохая идея! – заметил Мигель. – Застрелим их, а револьвер вложим в руки рива!

– Не надо! Пожалуйста! – жалобно попросил Роланд, который не хотел быть убитым. Он и так лишился двух зубов за свою забывчивость, а потому считал себя особо пострадавшим.

– Чем тебе этот пузырь не угодил? Зачем револьвер в руки рива? – проигнорировав пленника, уточнил Дан у друга.

– Да ничем… – признался Мигель. – Просто ребята так ждут, что мы их убьём. Я просто не могу себе отказать… Надо же исполнить их сокровенные это… Мечты, вот!

– Всё, хватит! – покачал головой Дан. – Валим отсюда.

– А развязать?! – возмутился Микей.

– Рив развяжет, когда в себя придёт, – буркнул уходивший последним Иоганн.

– Суки! У-у-у-у! Суки! – Микей принялся качать стул, стараясь его расшатать. – Сволочи!

Одна из ножек стула подломилась, и Микей упал на пол, продолжая извиваться и дёргаться уже там. Как бы это ни было смешно, но он искренне волновался за рива. Рамон был хорошим мужиком, добрым и справедливым. А с его комплекцией и весом терять сознание – это совсем неправильно. Откуда Микей это знал? Да он и сам не помнил! Просто засело у него где-то убеждение, что с толстыми надо быть поаккуратнее.

Однако волновался Микей напрасно. Рив оказался крепким пузатиком – и через четыре часа всё-таки пришёл в себя.

Правда, чтобы добраться от дивана до столовой, откуда к нему горестно взывали касадоры Ионы, Рамону понадобился ещё час. Толстое и неуклюжее тело отказывалось ему подчиняться после сильного удара по черепу. Голова кружилась, а желудок тошнотворно подкатывал к горлу.

И всё-таки, мужественно преодолевая сопротивление обстоятельств, Рамон сделал эти тридцать шагов и освободил одного из касадоров. После чего без сил лёг прямо на полу.