Однажды в Русальную неделю
Шрифт:
Мавка смотрела на подругу всё то время, пока Злоба пыталась прийти в себя. Навечно застывшее лицо Элизы являлось смесью жуткой улыбки и тупых, словно сонных глаз без жизни, без огонька внутри них.
– Почему ты плачешь? – спросила мавка, не раскрывая рта. – Тебе разве больно? Это твой ребёнок? Тебе не больно, Злоб.
Бывшая подруга всхлипнула в последний раз и всё же поднялась с колен, растерянно смотря то на Элизу, то на эмбрион. Взгляд остановился на мавке.
–
– Я не подсылала, – Элиза машинальным человеческим жестом провела по выгоревшим волосам. – Но наказание ждёт всех зачинщиков, не бойся. Вот только смерть слишком… неэффективна и не оправдана. Хотя наказание ждёт всех. Оно зависит от того, что я увижу в ваших глазах и услышу в голосе.
– И что ты в них видишь? – спросила Злоба, хотя и отвернулась в ту же секунду, скрестив руки на груди.
– То, что и хотела – раскаяние. Страха нет. Я не чую пряный запах, но кажется мне: ты пьяна. Но важнее то, что тебе стыдно глядеть на меня и на мою малышку. Это хорошо. А теперь говори.
Злоба закусила губу, исподлобья взглянув на подругу.
– Говори, – повторила Элиза. – Толкуй обо всём, чего со стыдом и страхом скрыла от меня даже взглядом. Обвиняй других либо раскаивайся. Мне нужен ответ: почему ты сотворила это со мной? И не отворачивайся. Смотри в глаза.
– Почему? Почему, спрашиваешь ты меня?! – безумная улыбка накрыла лицо Злобы, но уже через мгновенье она сменилась отчаяньем и шёпотом. – Не знаю… Я обезумела, кажись, Лиз… Я поняла, что обезумела. Они все шептались за моей спиной, махали руками, хохотали. Они все знали о моей проблеме. А знала ли ты, когда извращалась с моим мужем, о том, что я бесплодна? Молчи. Именно после этого я надулась, как ребёнок, и начала таить злобу внутри. Она накапливалась со временем, и даже когда я узнала, что Блуд споил тебя, то не смогла простить. Почему? Я и сама не знаю. Наверное, я была слишком горда, а прощение… Мне очень стыдно и неловко принимать извинения; простить кого-то тяжелее, чем просить прощение. И сейчас это доля выпала тебе, Лиз – я не смогла её вынести.
– А я думала, ты так всполошилась из-за отсутствия еды и волос на твоей макушке.
Злоба усмехнулась. Смешок перерос в хохот. Девушка снова упала на колени и забилась в судорогах рыдания вперемешку со смехом.
– Злоб, – взгляд Элизы впервые прояснился. – Не надо. Ты единственная пришла ко мне с раскаянием, поэтому я прощаю тебя и хочу одарить. Но! Погибла моя дочь. И за неё ты возымеешь наказание. С чего начнём?
– Подарок, – шепнула девушка, размазывая грязь и слёзы по лицу.
– Не беспокойся о своих
– Наказание?
– Я бы даже сказала: второй дар, – Элиза приподнялась, бережно взяла хрупкое тельце малышки, пальцами провела по сморщенному, окровавленному личику. – Ты всегда мечтала о ребёнке. Я знаю это. Помнишь ночь, когда мы были на лугу и не могли уснуть, распаренные в бане? Припоминаешь тему разговора?
– Связь матери и чада. Смерть, – Злоба побледнела, закусила губу, отрицательно кивнула с надеждой в глазах, страхом.
– Теперь это твой грех, и нести его придётся всю жизнь.
Элиза дёрнула руками, разрывая пуповину. Злоба пошатнулась. За секунду она ощутила связь, а вернее её отсутствие. Болезненную пустоту, агонию от ощущения того, что умерла частичка тебя, твой ребёнок. Безнадёжная беспомощность. Смерть.
Девушка судорожно вздохнула, словно вынырнув из воды, закричала от увиденного. Элиза стояла перед ней и в протянутых руках держала тельце. Пуповина свисала на землю, как окровавленный хвост.
– И я предлагаю тебе два пути: ты можешь похоронить ребёнка здесь, ломая ногти, раскапывая землю собственными руками; каждый год ты будешь приходить сюда через топи в один и тот же день; или же ты можешь съесть малышку.
Злоба пересилила себя и взглянула в лицо Элизы. Вечная мёртвая полуулыбка застыла на нём.
– Ты съешь её и – клянусь! – излечишься от хвори. Снова сможешь забеременеть, Злоб. Минута страданий ради будущего малыша. Эта девочка уже мертва. Ты всю жизнь спокойно кушала коров и свиней, их детишек, обжаренных, варёных, чем хуже человек? Подумай. Я ухожу.
Меня нет.
Злоба лишь моргнула, и Элизы не стало. Девушка стояла там, где секунду назад была мавка, точно так же держа мёртвое тельце. Она думала, размышляла над словами, страшным предложением. Безымянная малышка была холодной, липкой и хрупкой.
Возможно, кислой на вкус из-за помятой брусники и клюквы, прилипшей к полупрозрачной коже...
Злоба положила девочку на мох аккуратно, как в кроватку на спину, и принялась раскапывать руками землю, пропитанную кровью.
***
Примечание к частиЧую, что из R моё творение выросло в NC. Ох, Стивен Кинг, ну, затейник! Зачем я тебя читал? Отдельное "спасибо" Поппи Брайт. Третья проказа Элизы.Ненавязчивым дымком и мокрым веником пахли растопленные бани. Закат накрыл тощую, но высокую фигуру священнослужителя полотном огненно-рыжего света. Отец Ростислав направился к ведьме в тот момент, когда его никто бы не заметил, в минуты вечерней молитвы. Мужчина стремительно семенил к частоколу, оглядывался, всё время удерживая руку на груди, сжимая крестик.