Офисные записки
Шрифт:
Вишневский догнал меня возле кассы:
— Ландыш, прости. Позволь все же сделать подарок. И идем смотреть город.
Я пожала плечами.
На смотровой площадке было холодно. Ветер сдувал с ног, так что я инстинктивно прижалась к мужчине. Даже куртка не спасала, а капли дождя долетавшие через прозрачные ограждения и крышу, добавляли экстрима. И если отбросить эмоции, город красив. Крыши домов причудливом рельефом прорезали пространство, блестя мокрыми скатами. Вдали низкое небо протыкали башни Кремля и сталинских высоток. На плечи легла еще одна куртка, а сильные
— Милая, холодно. Я не хочу, чтобы ты заболела.
— А вы?
— Не переживай, я закаленный. Знаешь, я люблю Москву. И хоть мне милей город моей юности и детства, но даже современную, с ее драйвом, суетой, безжалостной к слабым, все равно люблю. Наверно, потому что моя Москва складывается из улиц и домов, переулков и мостов. Ведь если подумать, что мы в масштабах города и времени. Пылинки, словно мелькнувшие снежинки.
— Люди меняют город, строя его.
— Не всегда в лучшую сторону, Ландыш. Человек умеет созидать, однако в современном мире он только рушит, наивно надеясь, что на обломках старого сумеет создать лучшее. Детский мир показателен в своей реконструкции. А еще есть Военторг, который тоже потерял свою уникальность.
— А разве это делают не архитекторы и строители?
— Убивают деньги и власть. Архитектура — это искусство, однако она может быть бизнесом, принося и прибыль, и культуру. Баланс возможно достигнуть. Сейчас уже нет такого варварского уничтожения, хотя периодически обострения бывают. Впрочем, это долгая дискуссия, в которой нет правых и ошибающихся. Милая, пойдем.
По дороге вниз мы наткнулись на маленький музей, размером с небольшой холл, где в компактных стеклянных витринах были представлены старинные игрушки. Забыв обо всем, мы переходили от одного стеллажа к другому, рассматривая старые советские игрушки. От больших плюшевых обезьян до луноходом и монетниц. Часть зала была свободна, и там стоял макет здания из пенокартона, весь белый. Напротив макета находился ряд пуфов, которые уже были заняты уставшими посетителями. Когда мы досмотрели все, свет начала гаснуть.
— А вот это интересно. Кажется нас ждет интерактивная ретроспектива, — шепнул Вишневский, оглядываясь.
Все сидячие места были заняты, часть посетителей стояла. Он увлек меня к стене, к которой прислонился, подтягивая меня к себе.
Его догадка оказалась верна. Макет ожил под разноцветными огнями и на нем транслировался мультфильм об истории создания детского магазина. Настолько увлекательный, красочный, что я, затаив дыхания, следила за происходящим. Судя по кадрам, Вишневский был прав. Часы того времени, интерьер, материалы — они были иными, более теплыми и детским. это был действительно был Детский мир, где звучал веселый смех и начиналась сказка.
Когда все закончилось. Я запрокинула голову и посмотрела на него:
— Вы помните такой Детский Мир?
— Да, милая.
— Завидую.
— Ландыш, теперь уже и я голоден, а ты вообще без завтрака. Пошли обедать, а?
Когда мы добрались до выхода из магазина, улицы заливало дождем. Потоки смывали все и устремились вниз, в сторону
Он завел двигатель, но не спешил трогаться.
— Ландыш, я понимаю, какие чувства у тебя вызывают мои просьбы, поэтому прости, что вновь завожу об этом разговор. Сейчас пять часов. Мне в семь надо будет переговорить по телефону с одним человеком и делать это лучше дома, а не в публичном месте. Тамара Андреевна хорошо готовит, а в твоей комнате есть замок, закрывающийся изнутри. В гостиной достаточно места, чтобы собирать пазлы. Я обещаю не переходить границы.
— Зачем вам это?
— Потому что мне хорошо с тобой. Ты примешь мое приглашение в гости?
— Да, — надо придерживаться заранее выбранной стратегии.
Недосказанность, осторожные реверансы и взаимные расшаркивания лишь нервируют. Вишневский посмотрел на меня внимательно:
— Я отвезу тебя домой. Ты устала, тебе надо отдохнуть.
Звуки джаза, ритмичное тикание дворников. Мы не проронили ни слова, пока Вишневский не припарковался напротив моего подъезда.
— Не спеши выходить из машины, я сейчас открою зонтик.
И вновь гнетущая тишина по дороге к подъезду, затем в лифте. Возле дверей он отступил назад.
— Спасибо за прогулку.
— Не за что, Ландыш.
Я закрыла дверь, слушая как уезжает лифт. В общем, мою линию поведения разгадали и не поддались на провокацию. Самой стало гадко. Я поставила пакет на пол, разулась и прошла в комнату. Платье на полу, часть одежды из шкафа разбросано по незаправленной кровати. Туфли с клатчем валяются в коридоре. Хорошо хоть накидка на стуле. Колготок не видно, впрочем, в процессе уборки найду. Заглянула в большую комнату, но там все было в порядке, а вот на кухне чайники и сладкое оккупировали стол. Сначала порядок, потом еда, а потом… Да все что угодно, лишь бы не думать. В понедельник все станет ясно.
Стоило мне взяться на вешалку, как затрезвонил телефон:
— Мелкая, привет. Ты вернулась?
— Да.
— Как прошло свидание?
— Ударно. Вить, я устала, дома кавардак, потому что собиралась в спешке. А еще я голодная.
— В топку такого кавалера, если он тебя даже не накормил.
— Щас ты, братец, туда отправишься. Вить, твоя опека переходит границы. Направь свою энергию в мирных целях — позвони Марине.
— Гениальная идея. Только я уже еду ее лечить. В общем, давай выше нос. Будет и на нашей улице праздник.
— Обязательно. И скоро начнется.
Сбросив вызов, я повернулась к одежде. И все же куда исчезли колготки? Телефон вновь затрезвонил.
— Вить, там тебя девушка ждет, а от меня отстань, — рявкнула я в трубку, срывая на ни в чем не повинном брате плохое настроение.
— Ландыш, дверь открой, — попросил Вишневский.
Так с вешалкой в руках я подошла к двери. Там действительно стоял шеф. Почему-то с мокрыми волосами.
— Ландыш..
Договорить он не успел. Я бросилась к нему сама, так что он едва успел поймать: