Огненный скит.Том 1
Шрифт:
Бандит на полном скаку уходил в лес. Семен отставал от него метров на тридцать. Пригнувшись, он скакал во весь опор и расстояние между ними медленно сокращалось. Бредун из-под руки выстрелил ещё два раза, но опять промахнулся. Глинистая дорога в колеях и ухабах кончилась. Замелькали кусты. За небольшой луговиной зеленел густой лес. Семён, боясь, что Бредун уйдёт, тоже выстрелил и от огорчения сплюнул — стрелок он был никудышный.
Лес обступил их с двух сторон. Бредун свернул с дороги и осадил жеребца под деревьями. Когда Семён поехал за ним, тот с близкого расстояния выстрелил в
Поднявшись на ноги, Семён подбежал к Бредуну. Тот отскочил за дерево и ещё раз выстрелил. Фуражка слетела с головы Воронина. Он тоже хотел выстрелить, но наган дал осечку.
— Стой, Федька! — крикнул бандиту Семён. — Сдавайся!
— Тебе? Никогда, — ответил Бредун.
Он ломился через кусты, уходя от преследователя. Семён бросился за ним, загораживая лицо руками от хлестких веток. И вдруг перед ним неожиданно вырос Бредун без фуражки и без револьвера.
— Ну что, Сёмка, — прохрипел он. — Посчитаемся!
— Посчитаемся, — ответил Воронин.
Он увидел злые глаза, перекошенное от ярости лицо, рубец шрама, сбегавший к шее. Руки были подняты вверх, показывая, что бандит без оружия. Семён тоже бросил наган в сторону. Бредун одним прыжком достиг Воронина и вцепился в горло. «Ах, мать…» — пробормотал Семён, чувствуя, как костлявые пальцы сжимают горло. Он присел и, бросив руки вверх, освободил шею от зажима Бредуна, пригнулся и что есть силы ударил Бредуна головой. Тот покачнулся, но удержался на ногах. Они стояли друг против друга, не произнося ни слова, как раньше в молодости, готовые снова броситься в драку, улучив подходящий момент.
— Твоя песенка спета, Бредун, — проговорил Семён, глядя в глаза бандита.
— Это ещё посмотрим, — произнёс бандит, слизывая с губ кровь.
Сбоку затрещали кусты — это приближались милиционеры. Бредун бросился в сторону, пытаясь убежать, но Семен в прыжке настиг его, повалил на землю и завернул руки за спину.
Когда связанного бандита посадили на телегу, он только плевался окровавленным ртом, с ненавистью глядя на своих противников.
Глава четвертая
Арест
Антипу Маркелычу не спалось вторую ночь. Страшное, недоброе предчувствие тяготило его, не давало сомкнуть глаз. А вчера ещё курица запела петухом. «Не к добру», — подумал Антип Маркелыч. Изловил курицу и самолично отсёк ей голову на дубовой плахе. Птицу выбросил собакам.
— Чтобы есть такую погань. Тьфу, — плевался он, вытирая кровь с топора.
Мысли, одна мрачнее другой, разъедали душу. Бредун куда-то запропастился. Уже целую неделю ни от него, ни от его товарищей не было ни слуху, ни духу. Ни за харчами не приходят, ни за патронами. Будто в воду канули и след их простыл. Может, утекли куда, в город подались? Там вернее схорониться в разношёрстности народа. А вдруг взяли и атамана, и его банду? Тогда почему тихо, никакого разговора между деревенских? А никакого разговора потому, что всё это втайности держится, чтобы выявить помогавших ему.
И чего Антип ждёт?! Не дадут ему на хуторе покою. И хоть сдал он в колхоз большую часть своего имущества, батраков давно не держит, а люди косо поглядывают на него, считают кулаком и кровососом. Отберут и дом, и спрашивать не будут, пустят по миру, единоличник. Помнится, амбары ломились от зерна, одна лавка была в селе, другая в городе, а теперь… Ахметка, сродственница старуха Пелагея да Степан и остались. Хитрил, хитрил, а Бредун его подведёт. И на кой чёрт он связался с ним? Надеялся, что бандит пустит кровь Советской власти? Жил бы да жил с коровёнкой, с лошадкой, пахал, сеял, а сам бы в скиту промышлял по осени или по зиме. Сундук бы тот мурманский найти и не нужны ему лобогрейки, жатки, сеялки, табун лошадей да стадо коров. Уехали бы со Степаном в город и жили бы там припеваючи, кум королю, ждали бы перемен.
Тягостно Антипу Маркелычу от этих мыслей. Он ворочался на липкой от пота постели, вставал, ходил в сенцы пить квас, шлёпая босыми ногами по скоблённому полу, снова возвращался, но сон не шёл. Наверное, далеко за полночь мысли его немного успокоились, ему вспомнилась мельница, отец с матерью…
Приснился ему Изот. Он сидел на мурманском сундуке, на сухом пригорке среди болот и пересыпал из ладони в ладонь золотые монеты. Они искрились в лучах яркого солнца.
— Ну что, Антип, нашёл сундук? — спросил он его, усмехаясь в бороду.
— Не нашёл.
— И не найдёшь.
— Это почему же? Найду!
— Не найдёшь.
— Сказал найду, значит, найду.
— Не найдёшь потому, что он всегда со мной. А тебе я его не отдам.
— Врёшь ты, Изот.
— Я живу в раю, а ты за смертоубивство будешь в аду…
Антип, видя такое количество золотых монет у Изота, засомневался, что отыщет сундук и протянул руку:
— Изот, дай денежку?
— Я спас тебя, выходил, отдал хорошим людям, а ты погубил меня, не дам тебе ничего.
Лицо Изота стало тускнеть, расплываться, исчезать в солнечном мареве.
— А-а, выходил! — Антип схватил подвернувшуюся под руку слегу, поднял высоко над головой. Но ударить не сумел. Чужая сила остановила занесённый шест. Антип оглянулся: шест зацепился за крест на часовне. Он бросил его и хотел бежать, так страшно ему стало. Повернулся и застыл на месте. На сундуке сидел барин с трубкой, в шёлковом халате, на голове колпак с кисточкой, почеёсывал седую грудь и с прищуром говорил:
— А куда ты, человек, дел мою грамотку? Отдай её. Не помогла она мне, не поможет и тебе…
Антип заорал что было мочи и проснулся. В окошко стучались. «Кого ещё Бог несёт? Бредун за патронами и пулемётом пожаловал?»
Ещё не придя в себя от сна, зажёг свечу и вышел в сени.
За дверью услышал голос:
— Антип Маркелыч, это я, Ахметка. Открой!
«Слава Богу, Ахметка!» Как он испугался этого стука! Аж сердце зашлось. В последнее время творится с ним что-то неладное. Он зажёг лампу и пошёл открывать дверь.