Огола и Оголива

Шорина Ольга

–Ну как же, как же не было! Алэф, айин, йод. Остальные добавлялись при чтении, а писались только согласные. Это как азбука Морзе: точками выбито что-то, а ничего не понятно. Или, как во Вторую Мировую войну разведчики переговаривались? Цифрами. Вот я, что бы я с этой бумажкой сделала бы? Я её выбросила бы! А они – понимали.

Наверное, Оголе вспомнилась первая серия «Семнадцати мгновений весны», где Штирлиц после радио-сеанса «Юстас – Алексу» сжёг шифр в пепельнице.

–Ал, а вот я хотела спросить тебя: не могла ли ты ходить с нами по вечерам в школу?

–А что это?

–Школа теократического

служения. В ней мы совершенствуем наше царственное служение, рассказываем особые случаи из проповедования, сёстры разыгрывают сценки из Библии. В полседьмого, по вторникам.

–А ещё наши собрания, – блаженно добавляет Огола.– Сначала мы берём молитву, затем поём песню. Первый час брат читает доклад, во второй изучаем статью из «Сторожевой башни». Вот смотри, в оглавлении «Сторожевой башни» указано, какие нам статьи какого числа изучать, и какие песни в этот день петь. У тебя есть наш «Песенник»?

–Так поздно! – хватаюсь я за соломинку. – Меня и так-то из дома не выпускают, не то что вечером!

–А в воскресенье, пол-одиннадцатого?

–А в выходные, это вообще тюрьма.

–Они целый день дома? – догадалась Огола.

–А что же, они у тебя никуда не ходят? – поразилась Света.

–Нет, никуда. И к ним никто не ходит.

Вообще-то, мне было интересно придти туда, увидеть других блаженных. Эти странные люди интриговали меня, как что-то запретное, как суррогат нормальной жизни. Сейчас я должна была бы учиться, общаться со сверстниками, влюбляться, пусть и безответно, чтоб по жилам шёл адреналин. Но мой эндорфин был здесь, в американской секте с её множеством нелепых запретов.

Огола же была озабоченной, и ошарашила меня следующей проповедью:

–Правильно у тебя мама делает. Ведь ты у неё одна, и она хочет, чтобы ты была хорошей дочерью. Вот она и оберегает тебя от дурных сообществ, где курят и дискотеки. Дурные сообщества развращают добрые нравы! Ведь что такое беременность? Это для матери твоей – огорчение! Половые органы нам ведь не для того даны! А вот у нас… ведь у тебя – точно такие же убеждения! Мы знаем примерно, что у наших братьев с сёстрами на уме, поэтому спокойно можем пригласить брата или сестру домой, это не то, что с улицы! Да, мы живём в миру, но мы – не от мира сего. А сколько у нас молодёжи! Сходи со Светой, она познакомит тебя!

Да что ты знаешь о моих убеждениях, несчастная! И как можно ручаться, у кого и что на уме, особенно у меня! И почему все принимают меня за течную сучку, ведь у меня лицо в прыщах и уродливая куцая стрижка, и одеваюсь я, как старушка! Впрочем, страшненькие-то как раз пускаются во все тяжкие, боясь упустить шанс. А ещё я спровоцировала Оголу словами «мои новые друзья». Раз друзья, значит, наркотики, пьянство, свальный грех.

–А не понравится – больше не пойдёшь, – вторит Света.

–Не могу я пока…

–А в магазин тебе, что ли, нельзя? Или скажи: пошла к подруге.

Но по магазинам я не ходила, иначе маме моей вообще нечего было бы делать.

–Не могу…

Да это уже просто пытка!

–Наше дело предложить. Ещё мы с сёстрами собираемся по средам в шесть вечера у одной соверующей, чтобы изучать эту книгу, – и Света продемонстрировала «Секрет семейного счастья» в роскошном зелёном переплёте. – Такая

христианская встреча называется книгоизучение. Хорошо, если у мужа с женой – единоверие, но это – не обязательно.

–А родители твои, они что ж, такие уж атеисты? – поражается Огола.

–Да нет, зачем же сразу «атеисты»? Просто у нас давно потерян контакт, и всё, что я не скажу, они сразу высмеивают.

–Значит, они ни за и ни против?

–Значит, так.

–А мама? Может быть, она у тебя в церковь ходит?! – гневно спросила Света.

–Нет, никуда она не ходит, – успокоила я её.

Глава одиннадцатая.

Жестокость.

И сказал Господь: что ты сделал?

Голос крови брата твоего вопиёт ко

Мне от земли.

Бытие, 4, 10.

Лиза с шестнадцати лет ходила в «воскресную школу для взрослых». Я смеялась над ней. Как будто кто-то меня дёргал. Но Лаличева, как и многие неофиты, стала одно время просто невыносима: она таскала мне брошюрки и листовки, всё время надменно цитировала Писание. Могла не к месту ввернуть: «Бог долго терпит, но больно бьёт». Потом извинялась.

Когда нам было по тринадцать, и мода на религию в бывшем СССР достигла своего апогея, Лиза несколько месяцев таскала меня в детскую воскресную школу. Мне там не нравилось, но всё, что там преподавали, я помню до сих пор!

А нынешняя воскресная школа проводилась каждый четверг, в шесть вечера, в другом районе города. Мама Лизу очень любила и ей меня доверяла.

–Лиз, – спросила мама в коридоре, – а у тебя кошка жива?

–Не-а; её же мама в ваш подъезд отнесла.

–Что, хулиганила?

–Очень.

На тёмной улице Лиза взяла меня под руку, хотя раньше никогда себе такого не позволяла. Мы шли в Заречный, в «китайскую стену». Школа была в детском клубе, который тоже назывался «Заречный». Лиза заглянула в одну из комнат в узком коридоре, велела: «Подожди здесь», – и вернулась откуда-то со стулом. Мы вошли в маленькую, но очень уютную комнатку с ситцевыми занавесочками на окнах и бумажными иконами на стенах, где сидели одни женщины, годившиеся нам в матери и бабушки. Я очень смутилась, увидев батюшку,– в очках с очень толстыми линзами и чёрном подряснике, похожем на чёрное платьице.

–…священник – он как солдат, – резко говорил отец Алексий. – Вот назначат его на новый приход, так это просто катастрофа: приходится всё бросать и ехать.

–А кто это решает?

–Раньше – ЧК, то есть КГБ, а сейчас – неизвестно, кто.

–Батюшка, расскажите об Иоанне Златоусте.

–Иоанн Златоуст, архиепископ Константинопольский, – столп, отец нашей церкви. Их было трое: он, Макарий Египетский и Василий Великий. Иоанн Златоуст очень долго не принимал крещение, так как считал, что это очень ответственный шаг, а он не готов к этому. Своими обличениями пороков общества Златоуст нажил себе множество врагов. Тогда среди служителей церкви царила праздность. Когда у одного монаха спросили, почему он два раза в день принимает ванну, тот ответил: «Потому что в третий раз некогда». Похоронен Златоуст в Армении.