Огола и Оголива

Шорина Ольга

–Классно!– сказала она по поводу моего приключения. – Жалко, что я все станции хорошо знаю.

А уже совсем поздно пришла Вика вместе с соседкой Таней Берсенёвой. Она подарила мне лохматого розового домовёнка на ваккуумной присоске. Её день рождения был на пять дней раньше, а праздновать она собиралась завтра. Но она отчего-то страшно поругалась с матерью, и та запретила ей собирать гостей.

–Ал, мы с Танькой еле вышли, мы сказали, что мусор пойдём выносить!

А вот сама Вика у меня как-то осталась без поздравления. Мама купила для неё гвоздички, что-то ещё, я пошла

её поздравлять, а Вика ещё не вернулась с учёбы. Я позвонила к Тане, чтобы передать подарок, но её мать, тётя Маша, ничего не взяла: «Я же вас не знаю!»

–А я весь день ждала, что твой отец к тебе придёт,– сказала мама.– Всё-таки восемнадцать лет.

То же самое она говорила и на моё шестнадцатилетие. Но, это же глупо, откуда моему биологическому отцу знать этот адрес?! Он буквально до последнего времени был прописан в квартире у бабушки. Бедная мама что только не делала, чтобы его выписать, даже подавала в Верховный суд СССР, но ей отказали, так как человек не может потерять жилплощадь. И вот по блату два года назад его выписали.

На следующий день, в воскресенье, мы с мамой и бабушкой пошли на рынок,– мой дед подарил мне деньги на хорошую зимнюю одежду.

Мы долго ходили по рядам, и задержались у маленькой женщины лет сорока пяти. Её голова была красиво обвязана серым шерстяным шарфом. А волосы у неё были длинные и льняные.

Хозяйка предложила красивую рыжую дублёнку с кисточками.

–Она, наверное, мала будет,– с сомнением заявила мама.

–Просто пальто ей это великовато,– авторитетно заявила блондинка.

В то время, приобретая на рынке зимнюю одежду, покупатели раздевались и мерили её прямо на морозе. Странно, что мама, столь заботившаяся о моём здоровье, такое благословила.

Подошло!

–Как дёшево…– удивилась мама.

–У меня вообще самый дешёвый товар!– гордо сказала женщина.– Заходите.

А ещё тогда были в моде меховые капоры, и мне купили такую шапочку с завязочками из чернобурой лисы. Чернявый сибиряк, пока я мерила, заботливо держал зеркало с отбитыми краями.

Дома я почему-то спросила про дублёнку:

–А не снимут?

–Ой, да у нас Людка Коваленко ходит в норковой шубе из хвостов за 10 миллионов, у нас…

Мама рассмотрела лейблик, где было слово “France”, и сказала мечтательно:

–А вдруг и правда– Франция?

–А может быть, она скоро себе на норковую шубу заработает,– ласково сказала бабушка.

–Да, заработает она!– злобно закричала мама.– Какая у неё там зарплата будет,– на хлеб не хватит!

В общем, от бабушки пришло благословение, а от мамы – проклятие. Это было подло с её стороны: она же сама грезила, чтобы я работала в библиотеке, выпросила для меня это место, а теперь попрекала!

Часть вторая.

Глава десятая.

Я остаюсь.

И я, я остаюсь.

Там, где мне хочется быть.

И пусть я немного боюсь,

Но я, я остаюсь,

Я

остаюсь, чтобы жить.

Анатолий Крупнов.

–А, это ты! Пришла всё-таки! Молодец! Ну как, родители не узнали? Какая ты нарядная сегодня!

Если осенью Света предпочитала халат, то сейчас на ней была ослепительно белая блузка хорошего кроя и серая длинная юбка, которую она сама же себе и сшила «для свидетельства об Иегове», а на плечах – светло-жёлтая ажурная шаль. Неужели она вырядилась так ради меня, в честь того, что я «продолжила учёбу»? И вид у неё в этом наряде был такой русский, такой православный!

И Огола сказала за стенкой тихо и грустно:

–Светочка, она пришла всё-таки? – и вышла поздороваться.

И Огола сегодня разоделась в пушистую белую кофту и серую юбку из клиньев. Просто как какая-то старая, богатая купчиха. Получается, они осознавали, что их учение может напугать, ввергнуть в панику, заставить спастись бегством.

Ну и я сегодня тоже решила соблюсти «свидетельский дресс-код»; надела юбку, подаренную маму (надо же её ну хоть куда-то носить!), розовый индийский свитер, – с ним очень красиво сочетались чёрный шёлковый воротник и манжеты. Я в них ещё в школу ходила.

–Как насчёт работы? – по-родственному спрашивает Огола.

–Была очень хорошая работа в Москве, но в последнюю минуту взяли своих,– пожаловалась я.

–А какая? Секретарём? Писать что-нибудь?– догадалась Светлана.– А ты не хочешь стать продавцом? А то я часто вижу объявления, что нужен продавец…

–Да что ты, что ты, Светочка!– замахала Огола на неё руками.– Там своруют, а она – отвечай за недостачу!

–Но, там же у них вроде закрыто, под стеклом…

–Да они на складе своруют! А если они ей недостачу в кассе сделают? – со знанием дела сказала Огола. – Ну, ничего, Аллочка, может, мама в Щёлкове тебе что-нибудь найдёт…

–Но я хочу именно туда! – не сдавалась я. – Мне эту работу нашли…мои новые друзья!

Вряд ли Захарова, и её муж, которых я так любила, считали меня своим другом, – просто назойливой мухой. Или приблудной кошкой, которой можно в виде одолжения и почесать за ушком. Ей даже молочка ни разу не налили. Вот Соколовой я нравилась, как забавная обезьянка, но я её ненавидела, потому что она занимала рабочее место, которое могло стать моим. Но мне было важно соврать и самой себе, и другим, что у меня есть друзья.

–Вон и Мытищи город большой, Аллочка, и Подлипки.

–Да мама хочет, чтобы я работала рядом с домом.

–А ты у них одна?

–Да.

–Значит, они просто жалеют тебя.

–А учиться ты не хочешь? – спросила Света.

–Нет.

–Хе-хе, высшее образование! Ну, есть оно у них, ну и что? Торгуют на рынке тряпками со своим высшим образованием! А вот я, хоть и без их высшего, всю жизнь проработала на инженерных должностях! И в двадцать девять лет сама построила дом! Мне моя свекровь так и сказала: «Рая построила дом ни по уму, ни по возрасту»,– потому что, ну какой ум в двадцать девять лет? В Чертанове, пока нас не сломали… Светочка, а у вас по воскресеньям Библии не продаются? Надо Библию Алле.