Огонь, который горит вниз
Шрифт:
«Бум» раздался звук удара кулака о стену.
Посмотрел на руку, на костяшках появилась кровь. Странно, на эмоциях боли абсолютно не чувствуешь. Через час кулак опухнет и начнет щипать, но это позже, а сейчас – «режим терминатора активирован».
– Грузчиком надо, или дворником? – запихал часть майки в штаны, застегнул ремень. – Ты этого хочешь? Этого от меня ждешь? – не справляясь с переживаниями, вернулся на кухню. Перегородил собой двери на манер Лизы, чтобы не дать ей сбежать с поля брани. – Хорошо, пойду сторожем!
– И не факт, что справишься, – спокойно
Кулаки сами сжались, глаза забегали по комнате: кухонная плита, жена, раковина, холодильник, опять жена, сковорода, стул, голова жены. Жажда крови. Взгляд остановился на ноже. Огромный тесак для разделки мяса. Острый, как бритва, Вадим сам его заточил, пересмотрел с десяток роликов в интернете с инструкциями как правильно использовать точильные камни, потратил два часа, и сейчас лезвие тяжелого ножа без труда под собственным весом разрежет лист бумаги, лист фанеры, да что уж там – лист стали восьмимиллиметровой проткнет, как перину.
Или нет…
Лучше поработать тупым ножиком! Как раз есть такой, для нарезки хлеба, совершенно тупой, как мои шутки в глазах этой стервы.
Подошел к подставке с ножами.
Интересно, сколько секунд понадобиться, чтобы отрезать ей язык?
– А ты? Только и знаешь, как мозг трахать!
– Просто найди работу, – перебила Лиза. – Нормальную. И не надо здесь передо мной трясти бубенцами. В своих неудачах сам виноват. – затарахтела припоминая все мыслимые и немыслимые промахи мужа. Не забыла и про свой любимый монолог о лучших годах жизни, бездарно потраченных на такого бесполезного оболтуса и недотепу, как ее муж. Припомнила все: и периодичность подаренных букетов, и как подло всех опозорил и подставил на семейном празднике, и разбитую вазу и неравномерно разрыхленную землю в горшке с фиалкой и пережаренный омлет.
Вадим закипел, зубы стиснулись, лицо покраснело, ноздри раздулись и пыхтят, как сопла газовой горелки. Ну берегись! Напросилась. Сейчас все выскажу. Сначала язык. Вырву ее грязное помело, и после, в тишине…
– Все! – не дала возможность вставить и слово. – Я так больше не хочу… Не могу! Хватит! – ее фраза продолжилась звуком разбитой о пол тарелки.
Затем все стихло.
Повисла минутная пауза, которую никто не хотел нарушать.
– Хорош орать! Придурки! – донесся из-за стены хриплый голос соседа.
Вадим улыбнулся.
– Это одичалый, – шепотом, сдерживая смех, произнес и последил за реакцией Лизы на каламбур.
Не смешно. Жена не смеется…
– Ну, типа шутка в тему… Понимаешь? Люди, живущие за стеной – одичалые… – пояснил, махнул рукой, – Ой, ладно…
Лиза наморщила лоб – какой же все-таки придурок у нее муж. И какое у него дурацкое чувство юмора. Идиот, одним словом – идиот.
– Короче, пора с этим уже что-то делать.
– Лиз.
– Не Лизкай, дай договорю, – ее тон стал серьезным. – Мне надоело жить с неудачником, – звучно размешала сахар, гремя ложкой о стенки чашки. – Пустая. Трата. Времени, – отделила каждое слово ритмичным стуком. Опустила глаза. – Вечером меня здесь не будет.
Вадим промолчал.
Привык к таким
Никуда не денется, успокоится, и все пойдет своим чередом. Обычный быто-круговорот. Сейчас начнется стадия «два дня тишины», затем часок – разбор полетов, пятнадцать минут, ладно двадцать минут в кровати, и мир.
Нужно дать ей время остыть.
Набросил куртку, вышел в подъезд, аккуратно прикрыл за собой дверь.
***
Вышел во двор.
– Я ядреный, как кабан, я имею свой баян. Я на нем панк-рок пистоню, не найти во мне изъян, – напел любимую песенку.
Осенний ветер плюнул в лицо моросящим дождем. В такую погоду, кстати, удобно себя жалеть и медленно тащиться вдоль витрин, искоса поглядывая на отражение в промокшем стекле.
Набросил капюшон, поежился.
Посмотрел на окна своей квартиры, где Лиза в этот момент, вероятно трещит по телефону с какой-нибудь подругой и обсуждает, жалуется на мужа. Да-да, с подругой. А говорят нет женской дружбы. Есть, да еще какая! Сегодня материт подругу, по чем свет стоит, называет шалавой, сукой драной, а через денек-другой обнимает, души в ней не чает, на мужа жалуется – загляденье просто.
Посмотрел и пошел прочь.
Свернул в переулок.
За ларьком «Ремонт обуви и зонтов» виднеется здание с надписью «Гуляка». Один из немногих баров, которые в этом напрочь иностранизированном городе, сохранили родное название, написанное привычными, покосившимися от старости, с выцветшей краской, но знакомыми буквами родного алфавита, на родном языке. «Гуляка» – питейное заведение такого толка, что человек, даже с самым не высоким достатком, может позволить себе приятно провести время за рюмочкой-другой недорогого напитка. Именно туда, и именно за тем дешевым напитком идет Вадим под мелкими каплями, перепрыгивая лужи.
По дороге прокрутил диалог с женой, в котором удалось-таки подобрать подходящие слова, остроумно отшутиться, осечь Лизу и убедить ее в своей правоте.
– Ага? Бага! Села быстро! И послушай, что тебе скажет мужчина.
Пришлось ударить разок; не сильно, а так, как в старых фильмах про гангстеров, тыльной стороной ладони по щеке; просто что б почувствовала кто главный. Залепил, а она такая – «Прости. Не понимаю, что на меня нашло. Прости, любимый».
Скоро это надоело, сел на мокрую скамейку под деревом, достал пачку, в которой сиротливо ютится последняя сигаретка, закурил.
С первой же затяжкой, гнев испарился, исчез без следа, перестал пульсировать в висках; рассудок вернулся, в голове прояснилось. Остался неприятный осадок от беседы и ощущение, что жена права.
Может и стоит подумать, куда устроиться…
– Ну уж нет, – отогнал подальше глупые мысли. Лень – двигатель прогресса. Прикрыл от дождя сигарету, сделал еще несколько затяжек.
Курить абсолютно не хочется, затянулся и выдул дым без всякого намека на удовольствие, просто – так надо. Этот ритуал за долгие годы перерос из привычки в рефлекс и стал частью личности. Так надо, и все. Достал, поджег, вдохнул дым, выдул колечко, снова вдохнул, и так до фильтра.