Огонь, который горит вниз
Шрифт:
Тело расслабилось. Бросил окурок под ноги.
– А ведь полегчало.
Улыбнулся сам себе и посмотрел на небо. Прищурился от капель. Поднялся со скамейки, раскинул руки в стороны, и как в голливудских мелодрамах покружился на месте.
– Не все так плохо. А?
Посмотрел на окурок. Дымящийся уголек погас, оставил на асфальте горстку пепла и расползшуюся бумажку.
– Ты мой дешевый психоаналитик.
Растоптал остатки и пошел прочь от скамейки, возле которой, надо сказать, была урна.
Дождь усилился, Вадим ускорил шаг. Куртка промокла, липнет,
Клен шатается на ветру из стороны в сторону и роняет разноцветные листья – красотень; мокрые, они быстро валятся на асфальт, сыпятся, превращают серый тротуар в рыжую склизкую тропинку; желтый оторвался и упал прямо на капюшон, теперь писатель шагает в бар в фуражке – генерал-осень.
Мокрая плащевка шуршит в такт шагов. От ритмичных звуков, в голове всплывает «Левой, левой, раз, два, три…». Мысли отключаются, цель добраться в кабак раньше, чем окончательно промокнуть.
Погрузился в осеннюю депрессивную медитацию – звуки дождя, шуршание куртки и голос в голове отсчитывающий до трех слились; ноги самостоятельно маршируют, перешагивают грязь, обходят ямы, переходят улицу на зеленый.
Возле писателя остановилась машина. Серый, старенький, но вполне ухоженный седан нарушил всю идиллию.
Стекло опустилось, и на Вадима уставились две пары глаз на небритых лицах лощеных иностранцев. С навигатором в руке, на ломанном полу немецком полу английском языке, один из них, тот что сидел за рулем, попытался узнать, где здесь улица Луговая. Второй, что сидел на пассажирском, в ярких салатовых перчатках и с красным шарфом вокруг шеи, вел себя странновато. Бабские ужимки, голос неестественный, манерный весь.
– Show me…
Водитель поводил пальцем по экрану и протянул устройство Вадиму. Второй восторженно похлопал соседа по коленке своими салатовыми руками, восхищаясь храбростью, словно водитель не к прохожему обратился, а с мясом в руках, в клетку к голодному тигру залез.
Писатель посмотрел на водителя, затем на навигатор, затем снова на водителя, затем на пассажира.
Не хочется ни вникать, ни разбираться, чего от него надо, ни вспоминать где улица, с таким знакомым названием Луговая.
Помогать лень.
Да еще дождь лупит. Да еще мужики странные – женолицые, хоть и бородатые. С другой стороны, не хочется давать иностранцу лишний повод проклинать жителей этого унылого городка; ну, вроде того – маленький, грязный, вонючий село-город, да еще гостю никто не помог.
Покажу куда-нибудь, пофиг, пусть поездят. Посмотрят достопримечательности, познакомятся с архитектурой, а как накатаются, решат, что сами меня не так поняли.
Вернул навигатор, ткнул пальцем в направлении бара, и добавил:
– Туда.
Иностранцы от радости захлопали в ладоши, чуть ли не пританцовывают. Щебечут на своем, весело переглядываются, довольные такие.
– Проедешь перекресток и сверни направо. Затем, через два квартала, опять направо и сразу налево. Понял?
Гости города синхронно закивали налакированными чубчиками. Смеются, как дети. Ни слова не понимают, уверен, но хохочут, радости –
Отступил на шаг, собрался попросить закурить, но как объяснить этим гей-туристам? Как спросить? Жестами? Начну показывать, подумают еще, что пососать прошу. Кто знает, что у этих в голове… Все. Давай, мужики, поднял кулак и слегка наклонился, в знак солидарности, мол не осуждает никого, ебитесь, как хотите. Мир вам, гомо-гости.
Пассажиры переглянулись, опять обсудили что-то на своем языке и окно поднялось.
– Проедешь, свернешь, и окажешься на Луговой. Ok? – крикнул в закрытое окно.
Лицо заулыбалось, иностранец показал, что не слышит и жестом еще раз поблагодарил.
– Давай, педрило. Обращайся, если что.
Машина развернулась и уехала в заданном направлении.
Постоял, помахал на прощанье.
Ну вот, другое дело – помог иностранцам, молодец. Плюсик к карме. Пятерочка и в журнал, и в дневник. За это надо покурить. Пошарил в кармане – точно, закончились.
С мыслями «а под дождем прогулка – отличный способ снять напряжение», дошел до бара. Остановился на пороге. Прочитал вслух покосившуюся вывеску «Гуляка». Застыл в нерешительности.
Выпить, конечно хочется, но видеть все эти рожи… Каждая пьянь набивается в друзья. Друзья. Дружба исключительно крепчайшая, беззаветная, искренняя, но скоротечная; стоит выпить с новым дружбаном на рюмку больше нормы и этот новый почти брат подставит кулак к твоему лицу, с размаху подставит, с криком, несколько раз подставит, пока кровь не прыснет или пока компания таких же полу-братьев на вечер, не растащит по углам дерущихся. Плюс, каждый жаждет выпендриться, норовит дать совет, высказать свое исключительно экспертное мнение по любому поводу, по каждому поводу. Нет. Только не в этот раз.
– Что ж, гуляка, дождись меня, – шепнул под нос, обращаясь к вывеске. – Я к тебе вернусь, обещаю. Но не сегодня. Сегодня мне хочется напиться в одиночестве. Никуда не уходи. И не обижайся.
Свернул за угол, где расположился маленький магазин, с незатейливым названием «Продуктовый».
Интересно, кто тот креативный мозг, что придумывает названия государственным магазинам? «Текстиль», «Хлеб», «Бытовая химия», «Заря», «Спорттовары» … Вероятно, тот же, кто сочинил сотню шикарных однотипных названий деревенькам, добавляя к случайным словам, слово «Октябрь». «Красный октябрь», «Новый октябрь», «Северный октябрь», «Наш октябрь», «Заводской октябрь» … Готов поспорить, где-то в этой стране существует село с названием «Октябрь октябрь». Креатив со всех щелей.
Подошел ближе, поднялся на ступеньку, укрылся под козырьком.
Дождь еще усилился. Капли приземляются с тучи на крышу, прилипают друг к другу, пробегают трусцой по водостоку, гремят, как кастрюльные крышки, бьющиеся друг о друга, выливаются ручейком из трубы, извиваясь подползают к газону, протекают через канавку в траве и растворяются в луже под окном.
Застыл, засмотрелся на воду.
Во все стороны летят брызги, оставляют на мокром асфальте вздувшиеся пузыри и грязно-серую пену по краям тротуара.