Огонь в океане
Шрифт:
— Видим, — дружно, ответили мы.
— Ну вот, а они забыли не только слезы, но и письма перестали домой писать.
— Я буду писать каждый день, — решительно сказал Сеит.
И мы тут же стали осуждать мальчиков, способных забыть своих родителей и не писать им письма.
— Ну, смотрите, орлы, каждый день писать все равно не будете, времени не хватит. Но если будете редко писать, я первый поругаюсь с вами.
Помощь товарища
В коридоре раздался пронзительный свисток, и вслед за этим кто-то
Я видел, как мои соседи повскакали с мест, и последовал их примеру. Все стремглав побежали вниз. Я также побежал по лестнице, думая, что где-то поблизости пожар, и мы бежим тушить его.
Во дворе все построились и стали заниматься физкультурой. Мы проделывали, на мой взгляд, столь нелепые телодвижения, что я никак не мог сдержать смех.
— Ты что смеешься? — толкнул меня в бок Коля. — Смотри, увидит Ольга Шмафовна.
После утреннего чая в спальню вошла воспитательница. Она направилась к моей койке. Я немало перетрусил, решив, что Ольга Шмафовна действительно заметила на зарядке мой смех. Но ее улыбка рассеяла мои опасения.
Воспитательница повела меня за собой в класс. В коридоре было много учеников, одетых не в интернатскую форму. Я тогда еще не знал, что интернат существовал при девятилетней школе для детей из отдаленных местностей. Основную же массу учеников составляли дети местных жителей.
Около класса нас встретила женщина средних лет с коротко остриженными золотистыми волосами. У нее было строгое красивое лицо.
— Дагмара Даниловна, учительница, — пояснила мне Ольга Шмафовна.
Учительница, внимательно посмотрев на меня, о чем-то спросила воспитательницу и после этого подвела к двери класса и показала мне место за одной из парт.
Я с интересом принялся рассматривать учебники и карандаши, лежащие на моей парте.
Неожиданно в класс вбежал Джих. В зубах у него была папироса. Он положил ее на угол парты, глянул в мою сторону и тут же надулся.
— Я — турок, ты — сван, мы должны быть с тобой братьями, — произнес он после раздумья.
Так значит Джих — турок! У сванов религия проповедовала ненависть к мусульманам. Поэтому я, недолго думая, заявил ему, что не я, а волк должен быть ему братом. Я даже привстал с парты, готовый дать отпор Джиху, если он приблизится ко мне.
— Почему ты сердишься? Я же тебе плохого не хочу, — растянул в улыбке свои тонкие губы Джих. — Аи-аи! Как далеко тебя посадили. Ты же не услышишь учительницу. Переходи на переднюю парту. Здесь все так делают.
Слова Джиха мне показались убедительными. Взяв тетради, книги и карандаши, я пересел на переднюю парту.
Постепенно класс наполнялся. Раздался звонок. Толпящиеся в коридоре ребята шумной гурьбой ввалились в класс и начали рассаживаться. Передо мной выросла тоненькая фигурка девочки лет десяти. Она подошла ко мне, непонимающе мигнула и знаками объяснила, что я занял ее место, показав при этом на надпись в нише парты «Тамара Пилия».
— Нет, мое! — грубо выпалил я весь свой запас русских слов.
Джих что-то крикнул. Весь класс залился дружным
Задыхаясь от злости, я схватил чью-то увесистую сумку с книгами и бросился было на Джиха. Но путь мне преградил высокий парень. Он сильно сжал мою руку и усадил на место, сказав:
— Не обращай на него внимания. А сидеть ты должен со мной, а не с девчонками. Я уже и книги тебе достал, пойдем. Зовут меня Володя Дбар.
Володя очень понравился мне. У него было открытое, добродушное лицо и медлительные, плавные движения.
— Я тебе дам, обезьяна!.. — пригрозил Володя Джиху, после того как усадил меня на мое место.
Джих сразу же съежился от этих слов.
— В чем дело? Что, шутить, что ли, нельзя? — вступился за Джиха не менее рослый, нежели Володя, ученик.
— Так шутят только дураки. А дураков учить нужно, — зло ответил мой покровитель. — А ты, Гегия, молчи! А не замолчишь, так заставлю тебя это сделать. Все знают, что ты трус и холуй.
Гегия поднялся со своего места. Младшие ученики и девочки уже стали потихоньку вставать из-за своих парт и тесниться у двери, предчувствуя драку.
Так бы, вероятно, и случилось, если бы в класс не вошла Дагмара Даниловна. Все сразу же расселись. В классе водворилась тишина.
— Ребята, к нам прибыл новый ученик — Ярослав Иосселиани, — начала она.
— Встань, — подтолкнул меня в бок Володя.
— Вот он, познакомьтесь с ним, — продолжала учительница, медленно двигаясь между партами ко мне, — он из Сванетии. На прошлом занятии мы с вами говорили о том, что при царизме народы, населявшие Россию, враждовали между собой. Их натравливали друг на друга. А в наше время, при советской власти, все народы друг другу братья. Вот у нас в классе учатся абхазцы, русские, грузины, украинцы, мингрельцы, эстонец, турок. Сегодня к нам пришел сван...
Дагмара Даниловна подошла ко мне, подняла за подбородок мою голову и посмотрела в глаза, как будто хотела в них что-то прочитать.
— Сваны очень свободолюбивый народ, — продолжала она. — Чтобы не подчиняться ненавистным царским законам, они еще в старину забрались в непроходимые горные места, куда не пускали своих поработителей. Все попытки поработить сванов не приводили ни к каким результатам. Поэтому царь натравливал на них горцев, распуская про сванов всякие нехорошие слухи. Эти царские наговоры еще живы в головах некоторых отсталых людей. Но таких людей мало, а скоро их и совсем не будет.
— Дагмара Даниловна, мы ничего не думали о Ярославе. У нас в классе нет отсталых людей, — прервал учительницу Джих.
— Джих, садись! Тебя не спрашивают, — нахмурилась Дагмара Даниловна. — Я еще не кончила говорить, а ты меня перебиваешь. Это называется невоспитанностью.
Джих сел и что-то шепнул на ухо своему соседу, остроносому Гегии, маленькие зеленые глаза которого при этом зло сверкнули, а рот искривился в коварной усмешке.
— Мы с вами, — продолжала учительница, — должны принять нового ученика в свою среду дружески, тепло, как и подобает советским детям.