Огонь в океане
Шрифт:
— Жить будете врозь, — на ходу объяснял отец, шедший вслед за нами.
— Почему? — взмолился Сеит. — Нам вместе веселее...
— Вы сюда не веселиться приехали, а учиться. Директор не разрешает вам вместе жить, врозь скорее научитесь по-русски говорить.
Мы с Бидзиной уже поняли, что противиться старшим в этом доме нельзя, и поэтому смолчали.
Моя будущая воспитательница Ольга Шмафовна беспрерывно что-то ласково говорила мне, но я не понимал ее и хмуро молчал.
На третьем этаже нас развели в разные комнаты.
В спальне стояло
Ольга Шмафовна откинула назад свои пышные рыжеватые волосы и, обернувшись к отцу, сказала ему несколько слов.
— Ну, вот и твоя кровать. Хорошая, чистая, правда? — сказал отец, когда Ольга Шмафовна скрылась за дверью.
— Много очень незнакомых мальчиков. Стыдно как-то спать с ними, — сказал я, готовый почему-то расплакаться.
— Скоро привыкнешь, — успокоил меня отец.
Коренастый парень лет восемнадцати остановился около нас. Улыбка, казалось, застыла на его смуглом лице с черными густыми бровями. Парень, к моему удовольствию, говорил на грузинском языке, который я уже немного знал.
— Архип Лабахуа, будем знакомы, — протянул он отцу руку. — Я секретарь комсомольской ячейки интерната, а этот великан — Ипполит Погава, староста. Мы, так оказать, будем воспитывать вашего сына.
Ипполит Погава, подошедший вслед за Архипом, действительно показался мне великаном. Мне даже пришлось поднять голову, чтобы посмотреть на него.
— Батоно, — отец заметно волновался, — я отдаю вам своего сына... Я надеюсь...
Отец то и дело пожимал руку то Архипу, то Ипполиту и говорил очень сбивчиво.
— Мы будем заботиться о нем, как о родном брате, — сказал по-грузински Ипполит звонким басом. — Только вот зря вы нас обижаете.
— Я обижаю вас? — удивился отец.
— Ну да, обижаете, — продолжал Ипполит, — какие же мы батоно?
— Ну, а ты чего не знакомишься? — обратился ко мне Архип. — Мы уже слышали, как ты чуть в драку не полез, когда Коля с тобой хотел познакомиться. Ну, давай руку.
Я протянул Архипу руку. Он крепко пожал ее. Затем точно так же я познакомился и с Ипполитом.
— По-грузински говоришь? — спросил Ипполит.
— Мало говорю, — смущенно произнес я.
— То есть плохо говоришь, — поправил меня Архип. — Ну, ничего, сейчагс уверишь мало, а потом будешь говорить много.
Где-то в коридоре раздался пронзительный звонок, и наши новые знакомые оставили нас.
— Сегодня ваш сын получит форменную одежду, а завтра пойдет учиться. Вы спокойно уезжайте. Он скоро привыкнет ко всему, — сказал на прощание Архип.
Мысль, что скоро придется расстаться с отцом, огнем обожгла мое сердце.
Отец, вероятно, переживал предстоящую разлуку не менее, чем я. Он прижал меня к себе одной рукой и крепко поцеловал.
Я не заметил, как около нас очутился низенький, щуплый мальчик. Лицо его было почти черного цвета, толстые
— Обнимаетесь, значит? — как-то странно улыбаясь, бросил мальчик, подходя к одной из коек. — Эх, дикари, не знаю, что мне с вами делать!..
Слова его и тон, которым он произносил их, показали мне, что это, видимо, был еще один начальник.
Отец несколько удивленно посмотрел на него и спросил, о ком он говорит.
— Не о вас, папаша. Какие же вы дикари, вы культурные люди. Зачем же я вас буду оскорблять? Это я так, про себя разговаривал.
Он зачем-то приподнял подушку.
— Вы что, сына на учебу привели? — поинтересовался он. — Напрасно. Здесь его не выучат. Только нос разобьют, бока наломают, а толку не будет.
— Как так? Почему? — нахмурился отец.
— Почему? — передразнил темнолицый мальчик отца. — Хулиганы они, дерутся, бьют всех, иногда даже и убивают. Вот мы только вчера двоих детей похоронили: одного абхазца, другого мингрельца. А завтра, я узнал, собираются какого-то свана убить. Говорят, этот обреченный кого-то утром обидел. Что делать? Приходится жить с дикарями.
Мальчик печально покачал своей черной головой.
Для меня вопрос был ясен. Несчастный обреченный был я. Во-первых, я сван, а во-вторых, действительно утром обидел злополучного Колю не я тут же решил, что ни за что не останусь страшном доме.
Отец тоже взволновался. Он даже несколько побледнел.
— Мы никого не обижали, — нерешително произнес он.
— Так сваны это вы? — удивился мальчик. Его брови поползли вверх, маленькие живые глазки сверкнули. — Вам надо бежать, — решительно произнес он и подошел вплотную к моей койке. — Сына можно иметь и неученого, но его непременно надо иметь живого. А мертвый какой же он сын? Вам надо незаметно бежать.
Я стал оглядываться по сторонам. Мальчик перехватил мой взгляд.
— Я вам помогу. Вот за этим окном, совсем рядом, водосточная труба. По ней вы можете спуститься, а там...
— Джих, ты что здесь делаешь? Уроки начались, а ты что, звонка не слышал? Бездельник! — В спальню вошла сухопарая, высокая женщина с добрым круглым лицом и седыми волосами.
Джих посмотрел на нас, на женщину, несшую в руках форменную одежду.
— Неужели я опоздал? — спохватился он. — Я в уборной был... Бегу!.. Никому ни слова, я потом помогу вам бежать, ждите меня! — сказал он отцу на ухо и выбежал из спальни.
— Опять, наверно, курил? — спросила женщина, обращаясь к моему отцу. — Безнадежный парень. От рук отбился...
Женщина положила белье на мою койку. Оказалось, что это была кастелянша интерната:
— Кто этот мальчик? — поинтересовался отец, заметно повеселевший.
— Это, говорят, сынок какого-то важного человека, а озорник страшный. Как только земля таких держит!
Отец, искоса поглядывая на меня, продолжал выяснять истину.
— Этот озорник, как вы сказали, рассказал нам, что дети в интернате здорово дерутся... и... даже убивают друг друга.