Оговор
Шрифт:
— Во всех отношениях?
— Во всех…
— Но у вас двое детей!
— При чем тут дети, — нервно ответил Радев. — Я говорю о сути.
— Она любила детей?
— Конечно. Как всякая культурная женщина. Но не так сильно и не так болезненно, как я.
— Почему болезненно?
— Очень просто, — спокойно объяснил Радев. — Муж нередко переносит на детей то, что не сумел дать их матери. И надеется получить от них то, чего не получил от нее.
— Вы правы, — согласился Стаменов. — И вопреки всему вы до
— Да, именно так.
— Не знаю… И не понимаю вас! — с огорчением воскликнул Стаменов. — И не могу представить себе, как вы могли всю жизнь терпеть эту холодность… Ведь это, по сути дела, пренебрежение… И оскорбление того, что каждый нормальный человек ценит в себе. Как же всему этому не превратиться во враждебность, пусть в скрытую…
— Может превратиться, конечно!.. А как могут верующие испытывать такую безграничную любовь к своему богу? Неужели на свете существует нечто более далекое и более беспощадное, чем он?
— Именно поэтому они и перестают верить в него.
— Не все, — со вздохом сказал Радев. — Только сильные духом. А покорность убивает и последние силы, и независимость духа. Она была сильнее меня в этой трагической игре.
— Трагической? Почему трагической?
Радев снова нахмурился и недружелюбно сказал:
— Вы расспрашиваете меня не как защитник, а как следователь.
— Ошибаетесь. Я искренне хочу вам помочь. Ладно, не будем больше спорить… Вы можете дать мне хоть какое-нибудь объективное доказательство вашей любви к жене? Что-нибудь такое, что могло бы пригодиться в суде? Письма… Рассказ о каком-то случае…
— Мы никогда не писали друг другу.
Стаменов вздрогнул. Эти слова были проникнуты неподдельной горечью.
— Вы ни разу не поругались с женой из-за ее любовника?
— Ни разу.
— Даже не говорили о нем?
Радев ответил не сразу.
— Два раза я намекнул ей, что ее не должны видеть с чужими людьми в общественных местах. Но выглядело это скорее как капитуляция, а не как упрек…
Стаменов решил, что и этот разговор ни к чему не приведет. Не оставалось ничего другого, кроме как задать свой самый важный вопрос. И он задал его почти небрежно. Радев не должен был понять, какое значение он придает ему.
— Ваши сотрудники говорят, что между двумя и тремя часами вас не было в учреждении. Куда вы уходили?
— Наводил справки.
— Где именно?
— Кажется, в «Техноимпэксе»… И в «Рудметалле»…
Стаменов не осмелился расспрашивать дальше. Но это был важный след.
4
На следующий день на центральных улицах города можно было увидеть молодого человека, который, казалось, сошел с ума. Он брел, глядя себе под ноги, и еле заметно шевелил губами, будто считал что-то, и время от времени с удовлетворением смотрел
На этот раз Стаменов застал Илиева на месте, он как раз ставил кофейник на плитку. По возбужденному лицу молодого человека можно было догадаться, что у него есть новости.
— Сначала все-таки выпей чашку кофе, а потом рассказывай, — предупредил Старик.
Но Стаменов принялся рассказывать, едва пригубив чашку. Он волновался и говорил сбивчиво.
— Радев не обманывает! Он и в самом деле побывал в этих организациях между двумя и тремя часами после полудня. Это можно доказать документами. Он везде оставил свою подпись, потому что в обоих местах получал какие-то материалы. Дата, подпись — все, как полагается. Конечно, час не отмечен, но есть показания свидетелей. Я подробно расспросил людей в каждом из учреждений он пробыл приблизительно по четверти часа.
— А другие полчаса?
— Ушли на дорогу. Я прошел путь дважды. Один раз за полчаса, второй — за двадцать пять минут. Есть по дороге и рыбный магазин. Все сходится. Я имею в виду очередь. Ясно, что у него не было времени на то, чтобы пойти домой, убить жену и вернуться на работу.
Но Илиева, похоже, открытия юного друга не взволновали.
— А если он был на велосипеде? — спросил он.
— Зачем?
— Чтобы послать твое алиби ко всем чертям! Или на мотороллере? Или на вертолете?
— Мне не до шуток, — огорченно произнес Стаменов.
— А я и не думал шутить. Пойми, это не алиби. Суд на него и внимания не обратит.
Молодой человек удивленно посмотрел на Илиева.
— Суд? Причем тут суд? Меня этот вопрос интересует лично.
— Тогда ты ответишь на мой вопрос? О вертолете?
— Он не воспользовался ни вертолетом, ни мотороллером, ни даже роликовыми коньками. Так действуют предумышленно. Зная, что жена дома, выкроил время, пошел и убил. Потом как ни в чем ни бывало вернулся на работу. Допустим! Но на кой черт он через несколько часов сознался в убийстве? Не вижу логики.
Илиев вздохнул.
— Да, ты не глуп. Отвечу тебе. Произошло нечто такое, что заставило его признаться в содеянном.
— Что, например?
— Откуда я знаю? Например, он оставил какую-то неопровержимую улику. Понял, что будет разоблачен. И решил облегчить свое положение.
— Выдумки! — сердито воскликнул Георгий.
— Почему выдумки? Предположим, в квартиру входит его дочь… И застает его на месте преступления. Какая другая версия может существовать кроме той, что он изложил следствию?