Ограбление по-беларуски

Липень Пилип

— Деньги? Вываливай их на пол! — Рыгору так понравилась его идея, что он пристроил свою порцию спагетти на колонке, принёс сумку с долларами и тоже вытряхнул её на середину гаража. Образовалось миниатюрное подобие денежных гор, виденных ими в банке. С минуту они молча смотрели на кучу банкнот, Рыгор с возбуждением, а Лявон в каком-то оцепенении. Наконец Рыгор взял протянутый Лявоном диск и с шутливым подозрением осмотрел его.

— Шуберт? Песни? Ну и вкусы!

— Разве там Шуберт? С чего ты взял?

— Да вот же, карандашом подписано, тоненько. Нет, давай его чуть позже послушаем, — Рыгор положил диск на колонку. — А сейчас я «Валькирию» включу! Как раз под настроение, а?

Лявону это название ничего не сказало, и он пожал плечами. Рыгор подмигнул ему, как

бы обещая развеять все его сомнения, раскрыл картонную коробку с набором пластинок и вытащил одну из конверта. Прежде чем положить пластинку на круг проигрывателя, он дунул на поверхность, поднёс её к самому носу и осмотрел под разными углами. Запустив круг вращаться и опустив иглу, Рыгор погасил свет, и «комната» теперь освещалась только из прохода на «кухню», откуда падал изломанный предметами жёлтый электрический прямоугольник. Рыгор снова взял тарелку в руки и сел рядом с Лявоном.

Рыгор очень любил эту оперу и прослушал её не один десяток раз. Сейчас он пропустил половину и поставил сразу «Полёт валькирий», чтобы произвести впечатление на гостя. Музыка нарастала, и по спине Рыгора побежали мурашки восторга. Компания Лявона добавляла удовольствия, он предвкушал, как тот проникнется Вагнером и отдаст должное ему, Рыгору, и его вкусу. Он тихонько засасывал в себя спагетти, стараясь не чмокать и ни единым звуком не мешать музыке.

Лявон действительно был впечатлён мощными и громкими созвучиями. То, что в музыке подразумевался именно полёт, Рыгор ему не сказал, и Лявону представился крепко сбитый, тяжёлый корабль в бушующем море и суровые викинги, борющиеся со штормом. Он вообразил себя одним из них, удерживающим твёрдыми ладонями толстую верёвку, поворачивающим парус. Хуторянка оценила бы это. Но скоро бушевание пришло к концу, сменилось торжественно-скучными диалогами, и Лявон отвлёкся на собственные мысли. В гараже пахло тушёнкой и пыльными коврами, а от денег исходил запах свежей бумаги. Он нагнулся, подобрал одну из пачек, попытался рассмотреть её в потёмках, понюхал, и стал гладить пальцем тиснёную поверхность верхней банкноты. Чувствовал он себя неважно: голова казалась большой и деревянной, как корабль, и мутной, как штормовое море, а тело совсем ослабло.

Доев тушёнку, Рыгор наклонился и поставил пустую тарелку на пол. До этого момента он избегал смотреть на Лявона, но теперь, когда до конца пластинки осталось совсем немного, Рыгор повернулся и с вопросительно поднятыми бровями заглянул ему в лицо. Лявон спал, приоткрыв рот. Рыгор с досадой поднялся с кушетки и подошёл к проигрывателю. Автостоп не сработал, пластинка продолжала вращаться, и на каждом обороте игла издавала мягкий щелчок. «Почему он всё время спит? Спал утром, когда я его встретил, спал возле банка в кустах, спал на лавке у Оперного, спит сейчас. Ещё только пять часов вечера! И что мне теперь делать?» Он положил пластинку в конверт и сунул на место. Прошёл к холодильнику и взял ещё одно пиво, крепкое. «А может и хорошо, что он заснул. Мы и так за сегодня сделали выше крыши. Не будем торопить события, пусть всё идёт своим чередом».

Рыгор бесцельно вышел на улицу с бутылкой в руке, подошёл к будке дяди Гени, уже опустевшей, вернулся назад, покурил. Полистал свои тетради с каталогом запчастей, но заниматься не хотелось. Посмотрел на спящего Лявона, отвернулся. Он опустился на корточки рядом с денежной кучей и стал перебирать пачки, то и дело отпивая из бутылки. Банкноты немного отличались по размерам, но в темноте было неясно, где доллары, а где рубли. Постепенно к Рыгору вернулось хорошее настроение. Он думал о своей новой жизни, что, строго говоря, она началась сегодня, но по-настоящему начнётся с завтрашнего утра. Завтра всё будет по-другому.

Глядя на ровно дышащего Лявона, он тоже почувствовал желание лечь и закрыть глаза. То ли от крепкого пива, то ли от богатого событиями дня на него накатила усталость и слабость, в голове что-то неприятно пульсировало. Рыгор встал, выключил свет на «кухне», а потом прилёг прямо на денежную кучу. Он долго ёрзал и поворачивался, но вскоре ему удалось устроиться удобно.

Часть 2.

Прозрение

Глава 1. Как Лявон и Рыгор прозрели

Лявон проснулся в жаркой темноте, разбавленной бледно видневшимся проходом в соседний гараж. Тело за ночь стало ватным. Он встал, и голова закружилась, а ноги чуть не подогнулись от слабости. Нос чем-то заполнился изнутри, и дышалось только ртом. Глаза резало, как будто в них насыпали мелкого песочка. «Что со мной?» — вяло удивился Лявон. Он всмотрелся в темноту гаража и разглядел Рыгора, спящего на полу, на куче денег. Лявон прошёл к выходу. Было раннее утро, солнце ещё не поднялось, воздух мутно серел. Он снял брюки, висящие на полуоткрытой створке ворот, и надел их, мятые, но приятно сухие и прохладные. Голова снова закружилась. Он сделал несколько шагов и опустился на землю, прислонясь спиной к гаражу. Из правой ноздри вдруг вытекла тёплая струйка и щекотно замерла на верхней губе. Лявон вытер её тыльной стороной ладони и понял, что простудился. До сих пор с ним никогда такого не случалось, хотя он иногда видел простуженных людей. На память ему сразу пришёл тата, чихающий и сморкающийся, по рассказам Рыгора, на протяжении нескольких лет. В этот момент из гаража послышался глухой кашель. «Ну вот, и Рыгор тоже. Надеюсь, от этого можно как-то избавиться… — с тоской подумал Лявон, — Что толку от всех велосипедов и телефонов, если я буду соплив…» Образ хуторянки сгустился перед его глазами, и у Лявона от её красоты и от жалости к простуженному себе навернулись на глаза слёзы.

В полном упадке сил он сидел у гаража, дыша полураскрытым ртом. Горячая голова, казалось, всё увеличивалась в размерах. Мысли стали неповоротливыми и вязкими, но как будто приобрели новый характер и способность видеть всё под другим углом. Наблюдая, как вокруг постепенно светлеет, Лявон чувствовал, что вот-вот уловит и поймёт что-то необычайно важное. Подушечкой пальца он тёр трещину на асфальте, получая неожиданное удовольствие от её шероховатости. От асфальта отшелушивались полупрозрачные песчинки, прилипали к влажной от слабости коже, и Лявон подносил руку к глазам, чтобы разглядеть их. В гараже время от времени натужно кашлял Рыгор. Лявон направил в его сторону комковатый поток своих мыслей и наблюдал, как они с неодинаковой скоростью пробираются сквозь ворота и кирпичную стену, огибают колонки, пластинки, проигрыватели и кружат впотьмах над денежной кучей. Мысли неспешно спускались к спящему посреди кучи Рыгору, и по мере их снижения Лявон осознавал всю глупость и унизительность своего пребывания здесь, с этим чуждым человеком. Жизненная сила, энергия и активность Рыгора отравлялась его грубостью и фамильярностью. Банк? Да, без Рыгора он никогда бы не ограбил банк. Они были полезны друг другу. А теперь нужно забирать свой рюкзак и уходить. Захотелось домой, на мягкую кровать. Он обнял колени руками и положил на них голову, ощутив её пульсирующий жар. Но что делать с деньгами? Нести их в ЦУМ? Чтобы один из троицы продавцов взял их, пошёл в подсобку и выкатил оттуда велосипед?

Снова послышался кашель, на этот раз особенно длинный, а затем шаги, громкие глотки, звук сминаемой пластиковой бутыли. Некоторое время было тихо.

— Лявон! — хрипло и тревожно позвал Рыгор из гаража.

«Волнуется, что я убежал украдкой?.. И зачем я ему вообще нужен?» Рыгор появился в воротах, босиком, в одних трусах, и Лявон смотрел на его голый светлый живот, круглящийся над трусами. Но Рыгор, похоже, волновался совсем по другому поводу, он смотрел на Лявона совершенно дикими глазами.

— Что с тобой? — спросил Лявон.

— Я отрубился на целую ночь, — глаза Рыгора округлились и походили на блюдца, как у собак, охраняющих огниво в сказке Андерсена.

— И что? Выспался?

— Раньше мне никогда не хотелось спать, — голос его был подозрительно ровен.

— Никогда не хотелось? Странно. Приснилось что-нибудь? Кошмар?

— Если б кошмар. Я бы рад был кошмару. Мне машины приснились. И бабы. Бабы ехали в автобусах и в машинах. И старые, и молодые, и девочки совсем.