Ограбление по-беларуски

Липень Пилип

— Настоящий придурок, — прошептал Рыгор. — В школе плохо учился. Вот толку ботинком стучать? Чего он хочет добиться?

В горле у него снова начал скрестись жучок. Нагнувшись так, что грудь легла на колени, и закрывая рот ладонью, он боролся с приступом, но выдержал недолго и начал тихо кашлять. К счастью, спецназовец отошёл уже далеко и не услышал.

Для надёжности они ещё минут десять просидели в темноте. Рыгор допивал последнюю бутылку пива из холодильника, постепенно успокаиваясь. Уверившись в безопасности, он вспомнил о своём открытии, и по сравнению с ним угроза со стороны спецназа

показалась ему смешной и счастливой.

— В голове просто не укладывается, — сказал он громко. — Как я раньше мог этого не замечать?! Автомеханик! Ха-ха! Автомеханик без машин! Полный бред. Может, я с ума сошёл? — он как-то нехорошо посмотрел на Лявона, и тот весь подобрался, ожидая какой-нибудь злобной выходки. — А жена? А дочки? А тёща с бабкой? И я ещё жаловался, что тесно! Ооооо… Мы ж вдвоём с татой живём, прикинь?

Лявону стало жутко. Хотя по большому счёту отсутствие женщин и машин его никак не касалось — машинами он никогда не интересовался, а хуторянка, единственная интересующая его девушка, жила только в голове — он наконец проникся открытием Рыгора, и оно потрясло его своим масштабом.

— Наверное, мы бы так же сильно удивились, если бы оказалось, что земля плоская и стоит на трёх китах, — сказал он.

— Что ты несёшь, — отмахнулся Рыгор. — Как? Как? Как этого можно было не замечать?! Вот давай, расскажи мне, как это у тебя получалось: ты считал, что живёшь с тёткой, но на самом деле её не было? Ты домой приходил — и не удивлялся, что её никогда нет, всё время где-то шляется?

Лявон пожал плечами. Он вытянул ноги, и луч света, проходящий между створками ворот, перечеркнул их ярко-жёлтой линией.

— А если не удивлялся и не думал о ней никогда, то зачем мне её в разговоре упоминал? Ты же сказал, помнишь, в бане, что с тёткой живёшь?

— Мне и в самом деле так казалось. Я не могу этого объяснить.

— А машины? Ни разу не напрягло, что ни машин, ни автобусов нету?

— Что мне за дело до машин? Даже никогда о них не задумывался. Это вопрос уже к тебе, ты же у нас автослесарь.

— Блин! И тебя не удивило, когда я сказал, что работаю автослесарем в гаражах?!

Лявон покачал головой. Он чувствовал себя всё хуже. Голова наливалась тяжестью, в ушах слегка звенело, хотелось прилечь. Он почувствовал, что замёрз и снова спросил Рыгора, куда тот дел его рубашку. Рыгор подал ему рубашку, висевшую на спинке кресла, и свою рабочую куртку. Лявон закутался и обхватил себя руками. Он почувствовал приближение сильного чиха, и крепко потёр переносицу пальцами. Чихать расхотелось. Чтобы успокоить Рыгора, он попытался заговорить о другом:

— Странно, я не помню ни того, кто порекомендовал мне пить апельсиновый сок, ни того, кто посоветовал тереть переносицу, чтобы не чихать. Не исключено, что это был один и тот же человек.

— Что за пустяки, — пробурчал Рыгор. Он сидел, обхватив голову руками, уставившись в пол. — Вспоминаю, видел я в своей жизни хоть раз живую бабу или не видел. И не могу вспомнить. Просто в голове не укладывается! И надо же, все привыкли и даже не замечают. Вот что самое удивительное!

— Давай рассуждать логически, — предложил Лявон. Виски его жарко пульсировали, и думалось как будто сквозь бумагу, — Раз мы существуем, значит, у нас были родители.

Родители — это отец и мать. Мать — это женщина.

Рыгор поднял глаза и смотрел на Лявона с некоторой надеждой.

— Далее. Раз существовали матери-женщины, а теперь их нет, то они должны были куда-то исчезнуть в период времени между нашим рождением и теперешним моментом. Для начала можно попытаться вспомнить, когда мы видели женщин в последний раз. Можешь?

— Ни хера я не могу! Уже всё утро вспоминаю.

— Я тоже не могу… Тогда зайдём с другой стороны. Время, в которое женщины ещё существовали, можно уточнить, определив возраст самого молодого человека. Тебе сколько лет?

— Тридцать два.

— А мне двадцать два. Это уже результат! Ты кого-нибудь моложе меня знаешь?

Рыгор помолчал и вдруг изо всей силы ударил кулаком по своему плетёному сиденью, воскликнув:

— Вот чёрт! Детей-то тоже нету! Нету нигде детей! Оооо… Что за хрень, а?!

Он стал браниться и опять закашлялся. Лявона раздражала истерика и ругань Рыгора, и он, воспользовавшись кашлем, подчёркнуто спокойно продолжил:

— Хорошо, допустим, что я — самый молодой. В таком случае, когда женщины, а в частности, моя мать, ещё существовали, тебе было не менее десяти лет. Неужели ты ничего из детства не помнишь?

Рыгор, не переставая кашлять, грубо отругал Лявона. Суть его ругани сводилась к тому, что нет и нет, он ничего не помнит о женщинах. Лявон с отвращением замолчал, Рыгор стал ему окончательно противен. Они сидели в полумраке, глядя в разные стороны: Лявон — на солнечную щель в воротах, Рыгор — на тускло отсвечивающие на верстаке тиски. Спустя несколько минут Рыгор качнулся в кресле вперёд и встал.

— Извини, брат, не хотел тебя обидеть. Просто я в таком шоке, что плохо соображаю.

Он хлопнул Лявона по плечу. Подошёл к выходу, отпер замок и распахнул створки ворот. Яркий утренний свет заполнил гараж, и оба с облегчением вздохнули. Рыгор взял на верстаке сигареты, вышел на улицу и закурил, рассматривая следы тяжёлых военных ботинок в пыли.

— Это ж надо было так простудиться… Башка раскалывается. Помылись, называется, холодной водичкой. Тебе хорошо, ты хоть не кашляешь.

Лявон тоже поднялся и вышел. Кружилась голова, и его мягко заносило, как будто он плыл в невидимых водных потоках. Он с наслаждением подставил лицо солнцу и прикрыл глаза. Ему стало теплее. Он слушал, как чирикают воробьи где-то за гаражами, и как Рыгор с пыхтением выпускает изо рта сигаретный дым. Шли минуты.

— Но как нас всё-таки выследил спецназ? — Лявону вдруг опять захотелось домой, и он раскрыл глаза. — Это тоже важно. Они уже знают наши имена и адреса? Можно возвращаться домой, или там ждёт засада?

— Дядя Геня не мог нас сдать, — Рыгор покачал головой. — Не такой он человек. Тем более если бы это дядя Геня настучал, то пришли бы конкретно в мой гараж, а не ломились тупо в каждую дверь подряд. Согласен?

— Даже не знаю… — протянул Лявон, утирая нос. — Может, он для конспирации погремел всеми воротами, а теперь притаился и ждёт?

— Мог бы тогда сразу притаиться и ждать! Смысл ходить и греметь? Нет, навёл кто-то другой, кто меня не знает и не знает мой гараж, но видел, как мы шли в эту сторону.