Охота на демиурга
Шрифт:
– А-а-а... Э-э-э...
– какое-то время я была способна только на бэканье и мэканье.
– А я думала, императорами не рождаются, а становятся...
– Так и есть, - рассмеялся Вейн.
– Но ты забываешь, что Эдигор в принципе никогда не был ребёнком. Глубоко внутри него жила память о прошлой жизни. Я очень часто, смотря на него, видел не маленького мальчика, а взрослого мужчину. И я очень рад, что у Эрамира был именно такой император.
Я опустила глаза.
– А теперь я у вас его отниму.
Вейн мягко улыбнулся, приподняв мою голову кончиками пальцев.
– Не
– Да, - я кивнула.
– И я понять не могу, почему он это сказал.
– Потому что Эдигор - настоящий император.
Глядя на удивительно ласковую улыбку Хранителя, я вдруг подумала, что он, возможно, сам того не зная, стал для Эдигора - и для Игоря заодно - тем, о ком мой муж всегда мечтал.
– Зачем ты принесла с собой рукопись?
– спросил вдруг Вейн, косясь на кипу бумаги, которую я оставила на столе.
– Ну...
– я смущённо улыбнулась.
– Есть кое-что, чего я не понимаю больше всего остального. Там, в своём мире, я написала книгу о Милли, но потом, когда я перенеслась сюда, события изменились, причём изменились кардинально. Не из-за меня, а сами по себе. Знаешь, когда я наконец вспомнила, что взяла рукопись с собой, то ожидала, что там всё уже переписалось... ну, как по волшебству. Но нет - каждое слово на своём месте. И я не понимаю, Вейн. Я же демиург. Наверное, как я написала, так и должно случиться? Но если это правда, то почему тогда события изменились?
Хранитель улыбался. Он совершенно точно знал ответы на все эти вопросы, и я очень хотела, чтобы он мне объяснил.
– Пойдём, - наконец сказал Вейн, увлекая меня за собой, к столу, взял рукопись в руки и положил ладонь на титульный лист.
– Каждый Творец, Линн - а их, на самом деле, не бесконечное множество - создаёт миры силой своей веры. Но никакой демиург, и я уже упоминал об этом, не может знать о своём мире абсолютно всё. Особенно то, что касается судеб. Ты в своём воображении видишь всего лишь один из вариантов развития событий, но ведь это книга, а не жизнь, а в жизни свободу воли ещё никто не отменял. Даже ты со своей силой не можешь ничего изменить, и если твой герой решит поступить иначе, он сделает так, как посчитает нужным. Возможно, ты не захочешь писать об этом, сочтёшь неправильным и ломающим сюжет, но так может случиться. Демиург создаёт мир, но не может влиять на судьбы живущих там существ.
Я задумалась.
– Но если я очень захочу изменить чью-то судьбу, я ведь смогу это сделать? Только окажусь в Ничто.
– Верно, - кивнул Вейн, посмотрев на меня с некоторым беспокойством во взгляде. Ну конечно, он понял, что в этот момент я думала о Ленни.
– А если сжечь рукопись?
– спросила я с интересом.
– Что тогда будет?
Хранитель, ухмыльнувшись, пошевелил пальцами, и я даже охнуть не успела, как моя книжка - с таким трудом написанная, между прочим!
– сгорела в ярком пламени.
– Э-э-э...
Тут Вейн дунул на поверхность стола - и рукопись появилась там, в целости и сохранности, даже края бумаги оказались не обожжены.
– Рукописи не горят, да?
– хмыкнула я.
– Вот только я никогда
– Потому что всё имеет значение, Линн. Каждое слово, сказанное, записанное, и даже просто подуманное. Ничего не забывается. Неважно, как давно это было - сто веков назад или вчера, ведь там, откуда мы все вышли, нет ни времени, ни пространства. Понять это человеческим разумом невозможно, поэтому нужно просто принять.
– Но если всё имеет значение, тогда почему в реальности события изменились? Или есть несколько реальностей? Одна в книге, другая в жизни, третья ещё где-нибудь, например, в зеркале.
– Ты всё-таки неисправимая фантазёрка, - рассмеялся Вейн.
– Книга - это книга, жизнь - это жизнь, а в зеркале - всего лишь отражение. В случае с твоей рукописью всё вышло иначе просто потому, что так захотели Милли и Робиар.
– И всё?
– я охнула.
– А разве этого мало?
– Хранитель иронично прищурился.
– По воле даже одной личности может случиться очень много всего. Возьми, например, Интамара. Один император, изменивший судьбу всего Эрамира просто потому, что он хотел этого больше всего на свете. Он мечтал о мире и спокойствии и сделал всё, чтобы добиться цели.
– Ты знал его? Я имею в виду Интамара.
– Да, - Вейн кивнул.
– Из всех Альтерров - так называется династия, которая правит Эрамиром уже больше полутора тысяч лет, помнишь?
– он был самой выдающейся личностью... и моим лучшим другом. Я очень любил его. Наверное, почти так же сильно, как я люблю Эдигора.
Я смотрела на Вейна во все глаза, не зная, что нужно сказать. Я ощущала его сейчас, как саму себя, я чувствовала, как сильно он скучает по своему давно умершему другу и как он гордится своим воспитанником.
– Я всё забуду, да?
– вырвалось у меня вдруг.
– Неважно, выживу я в итоге после возвращения или нет - я всё забуду. Тебя и Ленни...
– Знаешь, Линн, я долгое время воспринимал весь свой план только как испытание для тебя одной. Но теперь я понимаю, что ошибался. Это испытание и для меня тоже.
Я закрыла глаза и задрожала от нахлынувших вдруг на меня чужих ощущений. Мне показалось, что я растворяюсь в Хранителе, впитываюсь в него, как вода в губку, меня больше не существует - есть только он, живущий уже много сотен лет с этим чувством, сводящим с ума. Вынужденный быть рядом с женщиной, которую любишь, но к которой не имеешь возможности прикоснуться. И вот теперь - она здесь, рядом, ты можешь обнять её, поцеловать, прижать к себе. А потом отпустить - навсегда, и она всё забудет, но ты - нет... Ты не забудешь.
Где я? Кто я? Господи...
Больно, жарко, невыносимо.
– Линн!
Что это? Кто говорит?
Чьи-то руки подхватили моё напряжённое тело, обняли крепко-крепко, чьи-то губы прижались к моим губам...
И всё прошло. Отхлынуло...
Я - Линн. Вспомнила...
– Прости меня, - шептал Вейн, стирая ладонями с моего лица невесть откуда взявшиеся слёзы.
– Я сам чуть не погубил тебя сейчас. Тебе нельзя было настолько сильно погружаться в мои чувства - пусть я и Хранитель, всё же я связан с Эрамиром. Если бы не амулет, отразивший первый удар, ты бы погибла.