Охота на волков
Шрифт:
— Люгер М-88, - Зорин крутил перед глазами учащихся пистолет, казавшийся в его огромных лапищах игрушкой. — Пятьсот десять граммов, калибр — восемь миллиметров. Курково-ударниковый тип ударного механизма, а посему возможен выстрел самовзводом. Оптимально брать с собой два типа оружия: автоматический пистолет и какой-нибудь самовзвод на случай отказа автоматики. Потому как универсального оружия не существует, и каждое задание требует своего определенного ствола. Все попытки создать пистолет-универсал заканчивались полным провалом. И на западе, и у нас. Простейший пример — марка «ПМ». Даже не пытайтесь сравнивать с «Токаревым» или со «Стечкиным». Компактная пукалка? Да. А больше в ней ничего хорошего… Ну-с, а это, мои милые, знаменитая «Гюрза». Навряд ли вам выпадет счастье работать с этой машинкой, но на всякий пожарный все же запоминайте…
Зорин знакомил
— Револьвер «Гросман». Шесть зарядов, калибр — четыре и пять миллиметров, начальная скорость пули сто десять метров. Маловато, если ставить в один ряд с «Калашниковым», но в иных случаях более, чем достаточно…
Зоринов никогда не заглядывал в бумажки, и энциклопедической его памяти можно было просто позавидовать.
— Внимание сюда, засранцы! Перед вами американский штурмовой пистолет «Интратек». Калибр — девять миллиметров, емкость магазина — тридцать шесть патронов. Представляет собой гибрид автомата и обычного пистолета. Оружие современного города, легко удерживается одной рукой, сохраняя практически все боевые особенности автомата. А эту игрушку именуют «Калико». Характерное отличие — спиральный магазин, расположенный над стволом. Емкость подобного магазина — пятьдесят и сто патронов. Начинаю разбирать, следите внимательно!…
Чуть погодя, тот же Зорин знакомил их с действием газового оружия.
— Бойтесь аэрозоли! Штука липучая, так как содержит масляные добавки. Газы раздражающего действия более всего опасны для глаз. Жмуриться однако не следует. Разумнее прикрыться ладонью и просто прищуриться. А лучше отскочить. Метр-полтора для стандартных баллонов дистанция критическая. Правда, если в ход пускается не «Си-Эс» и не «Си-Эн», а что-нибудь похлеще, либо шмаляют из устройства «Удар» с жидкостными патронами, дистанция становится чуточку иной…
Валентин закрывал глаза. Голова кипела от убийственных абревиатур. Вчера их учили смешивать простейшие яды, сегодняшнее утро ушло на метание ножей. Впрочем, ножами учитель, весьма смахивающий черточками лица на Хазрата, не удовлетворился. За ножами в ход пошли вилки, лопаты и топоры, а под занавес добрались до обычных камней. Вернувшись в класс, стали угадывать на слух набираемые телефонные номера, варьируя дисковые и кнопочные аппараты. В самом конце, уже одуревшие и малость подопухшие от дружеских оплеух педагогов, опять пялились на самих себя в зеркало, «изобретая» заурядную, а, стало быть, неприметную внешность.
Занятия не проходили бесследно. Валентин чувствовал, что медленно, но верно, из него выпестовывают иную, незнакомую ему личность. Когда-то, переполненному самоуверенности, ему казалось, что он в состоянии полностью оградить себя от посягательств внешнего мира. Ограничив пространство вблизи сердца полосатыми шлагбаумами, пропуская грубоватые волны жизни вскользь и поверху, он лелеял надежу уцелеть, сохранив себя в неизменности. Ничего путного из этой затеи не вышло. Он оказался более хрупким, чем скалы, подверженные выветриванию, и первая сеть трещин, как и первые седые волосы, появились в том давнем, уже почти забытом лагере, бежать из которого удалось чудом. Волосы-то он выдрал, но с внутренними изъянами не справился, решив их попросту не замечать. Иногда людям такое удается. Самообман — не зло, — всего-навсего одна из первооснов, без которых пришлось бы немедленно ослепнуть от жгучих лучей правды. Если бы не стадион, не та чудовищная развязка, кто знает, возможно, трещины так и остались бы только трещинами. Иные с боевым осколком под сердцем доживают до глубокой старости, — дожил бы и он, но, увы, обстоятельства сложились иначе. Цепочка мытарств не прервалась, и другой тактики требовало прежнее его подуставшее «я». Не получая явственной поддержки, субстанция, именовавшая себя Валентином еще каких-нибудь два-три года назад, постепенно пряталась за кулисы, и нарождающееся новое, тоже, вероятно, называвшееся Валентином, величаво выступало на сцену, горделиво озираясь, напоминая драчливого петуха, самозванно заявившегося в чужой двор. Старое «я» поглядывало на преемника пугливо, последний отвечал полным небрежением, холодно и отчужденно помаргивая малиновыми глазками.
В первых месяцах зимы их дважды пускали в дело. Лужин и Баринов были определены, как звено-двойка, — вместе они и принимали участие в операциях. Дважды их подключали к боевым отрядам «руоповцев».
Партии фальшивых долларов планомерно шли из Италии и Ирака. В качестве «окна» использовалась российско-польская граница. Более точно путь доставки выявить не удавалось. А ворошить гнездышко до поры до времени не решались. Посему ограничились одним-единственным арестом, применив допрос с пристрастием. Таким образом вышли на конкретных получателей, работающих на ловкачей-распространителей. Этого, впрочем, оказалось достаточно. Группа захвата, состоявшая из нескольких разношерстных прохожих и компании «подвыпивших» парней, в нужную секунду сошлась в единой точке. Кто-то из них даже включил кассетный магнитофон. Под шумок все и обстряпали. Валютчики были вооружены и потому оказали яростное сопротивление. Пятеро или шестеро людей, ведущие переговоры об обмене фальшивок, были положены на тротуар в несколько секунд. Их не уговаривали, их попросту били — всерьез и без предупреждения. Лишь один из них успел полоснуть по приближающимся «прохожим» из короткоствольного «Узи», за что и получил добрую порцию свинца. Самому шустрому, юркнувшему в последний момент в иномарку, прыснули через открытое окно порцию паралитического газа. Шестерок, сторожащих поблизости, тоже сумели выявить. Вернее, они сами себя выдали, открыв беспорядочную стрельбу и пустившись в бегство. Одного из таких пареньков Валентин, толкающий перед собой пустую коляску, ударил ногой в пах. Тут же, перевернув на живот, защелкнул на запястьях наручники, из-за пазухи вынул старенький «ТТ». Баринову же пришлось побегать. Своего клиента он едва догнал, выложившись, как на стометровой дистанции. Зато и беглецу досталось по полной программе. На бегу саданув бандита по загривку, Баринов подсек ему ногу, отчего тот врезался в кирпичную стену, в кровь ободрав лицо и потеряв сознание. Таким образом, они потеряли одного человека, валютчики — троих. Семерых гавриков повязали, на практике применив фокусы, которым обучали их на полигоне. В общем и целом операция прошла благополучно, на пленников успели нагнать такого страха, что, дождавшись милицейских воронков, бандиты вздохнули с облегчением.
Второй раз бывшим гладиаторам оказали большее доверие, если это вообще можно было назвать доверием. До них снизошел помощник полковника Клим Лаврентьевич, существо без звания, но со стажем, с рыжеватыми бровками и плоским невыразительным личиком. Клим Лаврентьевич умел разглядывать собеседника самым подкупающим образом, с успехом имитируя дружеские, а иногда и восхищенные интонации. Валентин и сам не мог бы себе объяснить, отчего с такой неприязнью отнесся к этому субъекту. Но что-то, видимо, он почувствовал, и интуиция вовремя просигнализировала, предупреждая об исходящей от улыбчивого типа угрозе. Улыбчивый же тип, вызвав агентов к себе в кабинет, коротко объяснил, что это уже не просто проверка, а настоящее дело. Слово «настоящее» он подчеркнул особо, и Валентину с Бариновым отчего-то сразу стало ясно, что именно подразумевалось под этим «настоящим».
— Убивать мы не будем, — отрезал Валентин.
— Ой-ли? — Клим Лаврентьевич некоторое время изучал малоподвижное лицо Валентина, после чего со вздохом потянулся к телефону. — Что ж, ссориться пока не будем, а тратить на вас время не хочу. Желаете пояснений, беседуйте с Рюминым.
Константин Николаевич оказался не в настроении и, едва войдя в кабинет, тотчас попросил Клима Лаврентьевича удалиться. Прежде чем выйти, рыжеватый служака долго вошкался за столом, щелкая замочками и пряча какие-то бумаги. Полковник нервно барабанил пальцами, внимательно изучая носок собственного сапога.
— Что еще за фокусы? — он вскинул голову, едва дверь за помощником закрылась. — Снова показывате норов? Не выйдет, ребятки! Тут вам не пионерлагерь! Все проходят практику, и вы пройдете, никуда не денетесь. А не пожелаете, дорожку вам укажут. Либо на ринг, либо куда подальше.
Ни Баринов, ни Лужин не проронили ни звука. Помолчав немного, полковник неожиданно откашлялся и уже иным более миролюбивым тоном принялся излагать суть дела:
— Операцию проводят серьезные люди. Вы лишь входите в группу содействия. Придется ли вам убивать, не знаю, но скорее всего — да. И незачем тут кривиться, господин Лужин! Чего вы ждали, дорогие мои? Еще раз повторяю, мы здесь не в домино играем, и вы далеко не невинные птенчики.