Охота на волков
Шрифт:
— Не понял? Ты принимаешь меня за бездумного песика?
— Ты не песик, ты — лучше, — она спокойно приблизилась, положив ладони на плечи Валентину, намеренно медленно прижалась телом — сначала грудью, затем мягким шелковистым животом.
— Ты… Ты и с Зориным так забавлялась? — он и глазом моргнуть не успел, как его собственная рука оказалась на спине Аллочки. Задрожав, она слизнула с его груди сбегающую струйку воды, прижалась плотнее. Слова про Зорина эта девочка пропустила мимо ушей.
— Ты такой сильный…
Валентин против воли стиснул ее в объятиях. Контролировать себя
— Ну же! Ты ведь хочешь! — хрипло шепнула Аллочка.
— Нет, — сдавленно произнес он. — Уже расхотел.
Щепотью пройдясь вдоль девичьего позвоночника, дружески шлепнул ее по ягодицам. Сделав над собой усилие, отстранился.
— Но я же вижу!
— Не слишком ли много ты видишь? — Валентин улыбнулся. — В твои-то годы!
— В мои-то годы уже в третий раз разводятся, — она с жадностью погладила его по груди. — Ну давай, а?
— У меня другое предложение. Решительно и бесповоротно отложить это мероприятие… — он поднял ее, словно младенца, и выставил из ванны. — Будем считать, что с душевым таймером я освоился, мерси.
— Ладно, ладно, — она жеманно скривила губки, картинным движением набросила на плечи одно из полотенец. Двигалась Аллочка все тем же балетным шагом. Отпирая дверь, даже отставила с вытянутым носком ножку.
— Не пугайся, — она помахала ему ладошкой. — Я не маньячка какая-нибудь.
— Само собой, — Валентин с готовностью кивнул. — Просто ты любишь сильных мужчин, только и всего.
— И вовсе нет, — Аллочка усмехнулась. — Просто один человек меня обидел. Хотелось отомстить.
— Что ж, и такое бывает.
— Одье! — томно произнесла она. На этот раз Валентину показалось, что он понял.
— Адье, красавица, адье!
Запрокинув голову, Аллочка звонка рассмеялась.
— Адье — это прощай, а одье означает совсем другое. Я обругала тебя, понятно?
Валентин растерянно кивнул.
Постояв еще некоторое время в дверях, словно давая ему возможность вдоволь налюбоваться ее стройным телом, Аллочка проворно присела и, подобрав с пола одежду, выскользнула из ванной комнаты.
Раструбы над головой коротко хрюкнули, поток воды иссяк. Задернув ширму, Валентин с рычанием склонился над чертовыми рукоятями. Ему хотелось холода и мороза, хотелось Ниагарского всеостужающего водопада.
Звонок в дверь не застал ее врасплох. Волосы были еще мокрые, но свитер она успела натянуть. На бегу огладила его на себе, в прихожей мельком взглянула на экран монитора и досадливо вздохнула. На лестничной площадке, двумя руками обняв дипломат, перетаптывался Олежа. Приоткрыв дверь на длину цепочки, Аллочка быстро зашептала:
— Весь штаб в сборе. Курят, ругаются, я им кофе с коньяком таскаю.
— Ты же говорила, что в это время дядя обычно уезжает!
— Так и есть. Но раз на раз не приходится.
— Алла… — начал было
— Не сейчас. Звони, забегай. Когда будет свободно.
— А когда будет свободно?
— Откуда же я знаю?
— Я-то забегу…
— Вот и славненько! — Аллочка подмигнула молодому человеку сначала левым, потом правым глазом, тихонько притворила дверь. Прижав к металлу ухо, прислушалась. Олежа спускался вниз по ступеням.
— Меняла юношей она — терьям, терьям, трям!… — вполголоса пропела Аллочка и вприпрыжку поскакала обратно. Минуя ванную комнату, стукнула в дверь костяшками пальцев. — Отбой тревоги! Можешь не вылезать.
— Что? — из-за шума воды Валентин ничего не расслышал.
— Фи!… — Аллочка покачала головой. Повысив голос, объяснила: — Да будет тебе известно, Миша Зорин в такие моменты уже затаивался в прихожей с пистолетом.
— Он что, выскакивал из-под душа голым?
— А что такого? Для телохранителя — самое обычное дело.
— Кстати, кто это приходил?
— Всего-навсего Олежа.
— Какой еще Олежа?
— Мой двоюродный брат. Как говорили раньше — кузен.
— Он что, опасен?
— Еще чего! Забегает иногда поболтать, игры компьютерные приносит.
— Но ты его не пустила. Почему?
— А потому! — Аллочка сложила на груди руки. — День отдыха — это день отдыха. Дядя сказал именно так, а я племянница из послушных.
— Но ведь брат все-таки…
— Брат-то брат, только очень уж прилипчивый. Никак не может понять, что компьютеры — дело не женское.
— Послушай, — Валентин высунулся из-за ширмы. — Ты бы вышла на минутку. Я пока переоденусь. Не привык я еще. Как Миша Зорин…
Глава 12
Эту фотографию полковник доставал из ящика каждый день. Иногда перед тем, как приступить к работе, иногда повинуясь порыву. В свое время подобным образом люди обращали взор к иконам. Его иконой была фотография сына — сына, убитого на чужой войне чужими людьми. И чувства, с которыми он рассматривал старенький снимок, не всегда были добрыми. Порой это была откровенная ярость. На тех, кто, собравшись однажды в кремлевском кабинете, буднично и просто решили развязать на юге страны еще одну небольшую, весьма «полезную» войну. В полезность иных войн полковник и сам верил, но все последние войны бывшего Союза и нынешней России были войнами откровенно бездарными, вместо дивидендов приносящими головную боль и новые тюки проблем, помноженных на ненависть окружающих стран. Возможно, поэтому, разглядывая фотографию сына, Константин Николаевич стискивал кулаки, с особой просветленностью понимая, что детище, которое они создали, и впрямь необходимо. Когда государи ведут державу к пропасти, их устраняют — закалывают вилками, душат шарфами, расстреливают в подвалах. Иных способов на Руси, увы, не придумали, а придумать давно пора. Потому что за кровь должно призывать к ответу. Любого — не взирая на чины и звания. Если, конечно, жаль еще осиротевших матерей, если слово «Родина» не превратилось в пустой звук. И Пуришкевич с Юсуповым тоже убивали лохматого мужика не ради славы и удовольствия. И декабристы выходили на Сенатскую площадь по позыву совести, а не гордыни.