Охота на волков
Шрифт:
Чаще всего дети желают стать летчиками и космонавтами, на худой конец — сыщиками или шоферами, — Олег с юных лет мечтал о генеральстве. К слову сказать, манили его не погоны и не расшитые золотом мундиры, — магия исходила от волшебного слова «власть», от права командовать и повелевать. Человек, кричащий «вперед» и посылающий одним этим выкриком в бой и на смерть, на какое-то время превратился в мечту Олега, в его призрачный идеал. Рявкнуть, заставив в готовности содрогнуться каре из сотен штыков, казалось ему подобием чуда. Картины эти посещали во снах, бередили сознание в самые неподходящие моменты — посреди урока, во время ответа перед учительницей. Так или иначе, но удивительная метаморфоза состоялась, и на далеком горизонте замаячило то самое, о чем Олег грезил с детства.
Разбогатеть в один день или стать обладателем шикарного «БМВ» — это особое состояние и особое волнение. Вчера он еще был ребенком, а сегодня…
Внутренняя трансформация не перевернула
Поначалу увлекало одно только создание подобных групп, шаек, отрядов и организаций. Над идеологией он тогда не задумывался. Достаточно было того, что Олег знал: под его началом стоят люди — и не один-два человека, а несколько десятков. Он был ГЛАВНЫМ, и главенство окрыляло, внося яркую осмысленность в сумбур незрелого юношества. Лишь позже Олег стал понимать, что самой по себе организационной структуры явно недостаточно, и для того чтобы люди следовали за лидером, ни на шаг не отставали, требовалось нечто большее. Кирпичный монолит остается таковым благодаря цементу. Цементом в человеческих коллективах являлась идея. Выбрать наиболее подходящую оказалось задачей несложной. Оттолкнувшись от образа народной дружины, Олег создал свою собственную дружину. Более долго размышлял над названием группы, но путного ничего не придумал. Временно сошлись с одноклассниками на слове «бригада», но и ее поминали в разговорах крайне редко.
С родителями Олег не дружил. С ними он только сосуществовал, вместо сыновьей почтительности испытывая сыновью снисходительность. Они впрочем этого не замечали. Учился он только на «отлично», малую толику обязанностей по дому исполнял, и этого им хватало. Поддакивая матери, спокойно кивал и на бесконечные монологи отца, посвященные одному и тому же — ценам, политике, последним новостям на работе. От рассказов родителя сводило скулы, тянуло зевать. Олег не переставал изумляться, как подобная жизнь могла прельщать миллионы и миллионы людей. Они называли это нормой, с этим мирились. Нормально жить — для них значило жить, как все. «Кто так делает? — говорил отец. — Все нормальные люди пьют это с сахаром…» Все нормальные люди в монологах отца походили на него самого, и оттого слово «норма» превратилось для Олега в нечто нарицательное. Странно, но вездесущая серость тоже представлялась людям нормой — оттого, верно, и была вездесущей. Когда политические лидеры появлялись на телеэкране, начиная лопотать заведомую чушь, Олегу хотелось смеяться. Он недоумевал и злился. Как такое стало возможным? И это главные люди страны? Ум, совесть и честь нации?…
Вероятно, именно благодаря отцу очень рано Олег дал себе зарок не быть таким, как все. А несколько позже уяснил и другое: этими «всеми» легко было помыкать, и в этом заключалось, пожалуй, единственное их достоинство. Они готовы были ваять кумиров из любой грязи, чтобы после лицезреть, умиляться и беспрекословно подчиняться. Таким образом окончательно определилась его собственная роль: Олег намеревался стать не просто личностью, а личностью КОМАНДУЮЩЕЙ.
Детские игры завершились после встречи с родственником отца — Константином Николаевичем. Мир разом перевернулся, приняв вполне конкретные очертания. Идеал из призрачного сделался зримым и осязаемым. Олег начал бывать в доме Константина Николаевича и очень скоро узнал, что последний служит в органах безопасности, имеет чин полковника, что сын его погиб в Афганистане, а жена скончалась через несколько дней после известия о смерти сына. Что-то вроде гипертонического криза с последующим кровоизлиянием в мозг. По сути седовласый полковник остался один в огромной квартире и потому, когда племянница Аллочка (для Олега и вовсе дальняя родственница) надумала приехать к дяде из Челябинска для поступления в архитектурный институт, он категорически запретил ей селиться в общежитии, выделив лучшую из комнат. В институт манерная племянница с грехом пополам поступила, но закончить так и не сумела. Тем не менее жить в новых условиях ей понравилось, а полковник вовсе не думал указывать ей на дверь. За несколько лет он привязался к девушке и запросто называл ее дочкой.
Сам Олег неудавшуюся студентку всерьез не воспринимал. Разговоры с ней, как и разговоры с родителями, навевали ту же скуку и желание позевать. Однако дружба с ней представлялась ему полезной, позволяя чаще бывать в доме полковника. И Олег делал все от него зависящее, чтобы капризная Аллочка продолжала им интересоваться. Конфеты, букеты, компьютерные игры —
Утром вооруженная охрана приезжала за полковником на бронированном автомобиле, таким же образом его привозили обратно. Олег и за этой процедурой наблюдал не один десяток раз. Картина выходящего из машины полковника вызывала трепетное головокружение. Закрывая глаза, он видел нечто подобное, но с иным персонажем, усаживающимся на заднее сиденье.
Был и еще один замечательный момент. В огромной квартире полковника временами поселялся самый настоящий телохранитель! Конечно же, Олег сумел познакомиться и с ним. Так в его жизнь вошел второй человек ОТТУДА — дядя Миша, с которым приходилось держать ухо востро, не позволяя себе рассеянности и неосторожных фраз. Тот же дядя Миша в свободные часы охотно демонстрировал юному гостю боевые приемы. Скупые его лекции Олег впитывал чуть ли не дословно. Это было чудесное время! Подобно Малышу, однажды углядевшему за окном пролетающего Карлсона, юный школьник соприкоснулся с тайной, к которой тянулся долгие годы. Конечно, Константин Николаевич не имел генеральской дачи и легендарных штанов с лампасами, не ездил с комиссиями по летним лагерям и не читал лекций будущим военспецам, но ему и некогда было заниматься подобной чепухой, потому что, Олег знал, полковник действительно имел власть и этой властью пользовался!
Это можно было назвать годом восторженного энтузиазма. Олег словно прозрел, осознав, что голый его порыв не так уж гол. «Сильный» родственник, сам того не подозревая, стал его тайным счетом в неведомом банке. Глядя на Рэмбо, подростки берутся за гантели, своего «Рэмбо» наконец-то обрел и он. Проявив незаурядную смекалку, Олег продолжал задаривать Аллочку всевозможными мелочами. Он не перечил ей в беседах, расспрашивал о нюансах, которые его совершенно не интересовали, и в конце концов добился желаемого. В доме Константина Николаевича Олег стал своим человеком.
Примерно в то же время он проявил любопытство к вычислительной технике. Записавшись на курсы программистов, стремительно вырвался в ряды первых учеников и вскоре уже вполне по-свойски общался с бытовыми компьютерами. Новые знания подарили и новый козырь. Отныне легкомысленную Аллочку настырный школяр по мере сил пытался приобщить к компьютерной науке, доказывая, что без этого теперь нельзя — и в любом учреждении, в любой фирме, облизнувшись на ее чудесные ножки, все-таки поинтересуются умением порхать пальчиками по компьютерной клавиатуре. Таким образом был получен доступ к персональной ЭВМ Константина Николаевича. В основном обучение сводилось к каким-нибудь электронным забавам, но и это Олега вполне устраивало. Глядя на играющих, полковник морщился, но молчал. Он понятия не имел, что «легкомысленный» родственничек тянется к монитору и клавиатуре вовсе не из-за роботов и агрессивных инопланетян. Игры подобного рода Олег переносил с зубовным скрежетом. На роль восторженного глупыша он пошел ради возможности еще ближе соприкоснуться с таинственным миром седовласого полковника. Однажды соприкосновение это состоялось.
Обычно полковник работал в кабинете по вечерам, и Олег старался подгадывать время так, чтобы застать Аллочку в дневные часы. Ради этого он с легкостью жертвовал школой, курсами программистов, собранием актива своей «бригады». Предварительно переговорив по телефону, он покупал в ближайших ларьках ореховый шоколад и стремглав несся к родственникам.
Аллочка узнавала его уже по звонку в дверь, компьютер полковника оказывалась в их распоряжении. Каждый раз, усаживаясь перед монитором, Олег испытывал легкую дрожь. Так рыбак глядит на воду перед первым забросом снасти. Сначала играла Аллочка, потом он. Обвести вокруг пальца вчерашнюю архитекторшу не составляло труда, и день ото дня, разбирая каталоги, подбирая ключевые слова и нужные варианты запросов, Олег погружался глубже и глубже в святая святых засекреченных программ. Очень скоро он сообразил, что особо важная информация в файлах не задерживается. Полковник хранил на винчестере рутинную информацию. То, что не предназначалось для чужих глаз, появлялось всего на день или два, а после исчезало. Но и этих малых временных промежутков хватало, чтобы на скорую руку сжимать и архивировать текстовые массивы, переписывая на принесенные дискеты. Иногда (не так уж редко!) ему везло еще больше, — командами вроде «undelete» Олег умудрялся восстанавливать стертое Константином Николаевичем накануне. Судя по всему, полковник, как и большая часть его поколения, компьютерную грамоту осваивал с большим скрежетом, в особые тонкости не вникал, чему можно было только порадоваться.