Охота на журавлей
Шрифт:
– Арина… Что с тобой? Все нормально?
– Михаил, видимо, принял выражение ее лица за гримасу жуткого страдания, сам перепугался, рванул к ней, чуть не сшибая стол…
– Толкается просто… - перевела дыхание, - очень сильно. Прямо в ребро засандалил.
Выражение лица Мишиного, когда он, наконец, перевел глаза на ее живот, было непередаваемым. Какая-то невыразимая смесь надежды, радости, изумления, растерянности - чего там только не мелькало сейчас. Он, наверное, и сам не понимал, как забавно выглядит.
– А можно?
–
– Можно мне погладить?
Будь у Арины характер пожестче, будь она поумнее (как того хотели и Таня, и ее бабушка, да и сама Арина не прочь бы), в общем, по-хорошему, надо было бы мужу отказать. Держать на расстоянии и не подпускать близко даже к своему телу. Но Арина не смогла. Не вынесла выражения его умоляющих глаз.
– Можно.
Благоговение, с которым Михаил протягивал ладони к ее животу, затаенное дыхание, чуть подрагивающие пальцы - это был слишком сильный удар по психике Арины, и без того расшатанной гормонами. Слезы навернулись на глаза, оставалось лишь смахивать их, пока муж не заметил, увлеченный первыми прикосновениями.
– Нет, не здесь.
– Она поправила мужскую ладонь, пытавшуюся нащупать толчки маленьких ножек немного не в той стороне.
– Здесь держи.
Словно по команде, ребенок от души заколотил пятками ровно туда, где лежала горячая мужская рука. Мише-то, наверное, это было радостно и волнительно, а вот Арина сдержанно охнула, слишком уж разошелся малыш.
– Ариш… Это же… Я же… - Михаил уже стоял на коленях, заглядывая в глаза девушке. Даже не думал подниматься. Только теперь еще щекой прижался к животу.
– Черт! Я ведь столько пропустил!
Девушка молчала, не зная, что сказать. Она себе этот разговор представляла немного по-другому. Вот, например, совсем не должна была ощущать себя виноватой. А чувство вины затопило: она ведь, действительно, лишила мужа очень многого. Того, что можно было вместе проживать. Или, хотя бы, делиться с ним этими ощущениями могла бы…
– Арина. Прости меня. Пожалуйста.
– Он, наконец, понял, что пора уже встать с колен и начать разговор. Потому как жена это делать не спешила.
– За что?
– За все, Арин.
– Это слишком расплывчато. За все - то же самое, что и ни за что. Я не понимаю.
– Начнем с того, что позволил тебе уйти. За то, что тебе вообще это пришло в голову.
– Ты меня попросил уйти, вообще-то.
– Аргумент был так себе, и девушка это знала. Кто ее только не обвинил уже в глупом решении, но ведь самой Арине это было важно. А значит, она была просто обязана об этом сказать.
– Да. И это была моя самая глупая ошибка. За нее прости особенно, малыш.
– Миша говорил, а сам не мог сосредоточиться: глаза так и бегали с лица Арины на ее живот.
– Я вел себя, как обнаглевший идиот, все последние месяцы до твоего ухода. Тебя не слушал, зато всякую хрень, что мне вливали в уши, принимал за чистую правду. Ушел в себя и свои
Арина молчала. Так хотелось поверить и принять раскаяние за правду, обнять мужа и счастливо расплакаться… Но отчего-то не получалось.
– Если я прощу тебя, что изменится?
– Краем глаза заметила, что стоявшая все это время в дверях Марфа Сергеевна довольно усмехнулась.
– Не знаю, Арин. Вот честное слово. Могу тебе обещать, что буду очень сильно стараться, чтобы изменились наши отношения. И я сам. Сделаю все, чтобы тебя услышать. Сразу, а не когда у тебя случится истерика или очередной срыв.
– А от меня что хочешь?
– Чтобы снова была со мной рядом. Чтобы позволила видеть, как твой животик растет… Черт побери, Арин! Пока тебя не видел, мне было хреново. А сейчас… Я сдохну же, если ты без меня до родов доходишь. Уже столько времени ушло… А как ты… Тяжело ведь!
– Так, ты мне тут не дави на больное девке!
– Марфа Сергеевна не выдержала, вмешалась.
– Ишь, какой умный нашелся! Ты бы к ней в роддом еще пришел, и брал тепленькую…
Миша оглянулся пораженно: он, похоже, вообще забыл о том, что в доме находится еще и его хозяйка…
– Да разве я… Просто… Извините, не сообразил, что нужно познакомиться. Меня Михаилом зовут.
– Ох ты ж… Мишаня… А я - Марфа Сергеевна. Парня вашего, стало быть, будут Михалычем величать? Даже и не знаю, повезло ли…
– Очень приятно, Марфа Сергеевна. А что, уже точно, мальчик будет, да?
– Он снова потерял интерес к пожилой женщине, обернулся к Арине.
– Нет, не точно. Еще на одно УЗИ надо сходить, на предыдущих не рассмотрели точно…
– А чего туда ходить? Я тебе точно говорю - пацан. И не надо тебе лишний раз его просвечивать.
– А когда следующее УЗИ, можно мне с тобой сходить?
– Миша не стал вдаваться в подробности народных примет, ухватился за самое важное.
– Еще не скоро.
– Но ты позволишь мне, правда?
– А че ты сейчас приперся, ну-ка, милый, расскажи?
– Марфа Сергеевна, в отличие от Арины, не страдала сентиментальностью, свойственной беременным. Потому и не отступала от цели: допросить «кавалера» с пристрастием, так, чтобы либо убедил в чистоте своих помыслов и полном раскаянии, либо испугался и сбежал.
К концу разговора были вымотаны и Миша, и девушка, и только старушка довольно щурила глаза: она все гадости, что для парня копила, смогла ему высказать. Некоторые - даже по несколько раз. К чести для Михаила, он терпел и молчал. Ни разу не вспылил и хамить не пытался. Порой стыдливо опускал глаза, когда по самым больным местам били, но стойко отвечал. Даже не пытался оправдать себя, хотя мог бы. Арине хватило времени, чтобы понять: временами и она была не права, и хотела от мужа способностей к телепатии, которыми он не обладал. А потом обижалась на его недалекость.